По образу и подобию




I


          Саркофаг жил своей, ни от кого независимой жизнью, все вялотекущие процессы выполнялись строго точно и чётко в автоматическом режиме, как дыхание и прочая жизнедеятельность органов погруженного в глубокий сон организма, а всё вокруг было тленно. И снова Иван, вернее дух Иванов стал неразрывной составной частью этой биомеханической жизни, послушно витая в такой непонятной и запутанной системе каналов и аорт, трубопроводов и вен, кабелей и связок, клапанов, фильтров и коллекторов. Перемещался, казалось бы, без особого смысла со скоростью мысли из одной точки в другую, всё видел, всё ощущал и чувствовал, что происходит вокруг, но почему и зачем он находится внутри этого неизвестного и непонятного места, он не знал, да и не хотел знать, достаточно было твёрдого убеждения, что так надо, в этом и есть суть его предназначения, и так будет продолжаться вечно, пока его не освободят от возложенной на него ответственности, и он безропотно был готов подчиняться несмотря ни на что.
          Периодически его выбрасывало на внешнюю поверхность саркофага через многочисленные шлюзы, и он, невидимый постороннему глазу, воспарял над каменистой правильной оболочкой, а вокруг, насколько хватало взгляда, распростёрлись бесконечные степные просторы, и не было ничего и близко похожего на присутствие человеческое - абсолютно девственно чистая природная жизнь, и ему было приятно наблюдать, как легкий ветер колышет тонкие стебли пушистых трав, и слышать отдалённое щебетание жаворонка в стороне небольшой гряды перьевых облаков на впечатляющем фоне заходящего солнца.
          Тишина и вечный покой. Так было и будет, а значит - всё в порядке. И он возвращался в мудреные и неразгаданные недра саркофага, и перемещался там по совершенно невероятным каналам гораздо быстрее скорости света, проникая в самые потаённые и тёмные уголки системы, что было для него естественным и привычным…
          И снова резко и неожиданно прозвучал сигнал будильника. Он внезапно сел, обхватил голову ладонями, пытаясь сбить налетевшую утреннюю дрожь. Опять этот сон. Пятый или шестой раз один и тот же сон. Такой непонятный, такой загадочный, но вместе с тем, приятный и бесконечно манящий, щедро дарящий покой и уют. Иногда очень жаль, что существует необходимость просыпаться, но никуда от этого уже не денешься.
          Что новый день сегодня нам готовит? Конечно же, работу, работу, и ещё раз работу. А после работы что? После работы хватало дел и дома: пора уже было заканчивать с этими "мелкими ремонтами" квартиры, высасывающими все последние силы после трудового дня. И деваться было некуда - дед уже третью неделю, ворча и стеная, воюет с кисточками и обоями, старая закалка проявляется всегда и везде, терпеть не может дед ничего обветшалого и старого, всё ему надо ободрать, поменять и обновить, как тут останешься в стороне? Мёртвым встанешь и пойдёшь помогать деду, благо на "у тебя ещё и кровь молодая, и силушка удалая, нечего отлынивать от приборки", и возразить было нечего: деду-то действительно тяжелее, чем ему, да и прав дед на сто процентов, порядок должен быть всегда и везде. Да и ремонт пока обошелся малой кровью: трубы и сантехнику в этот раз решили оставить старые, да и половицы скрипучие с аккуратно настеленным линолеумом пятилетней давности вполне ещё могут погодить до лучших финансовых времён, а вот выцветшие обои, да облупившаяся краска на трубах явно требовали безотлагательную реинкарнацию. Ничего, рано или поздно, всё будет сделано!
          Большой бокал крепкого утреннего кофе, беглый просмотр свежих лент на новостных сайтах - обычное, ничем не выделяющееся из серой рутины будничных дней утро. Ага, вот и на часах уже 6:45, пора одеваться и бежать на остановку. До работы приходилось добираться с пересадкой, каждым божьим утром брать штурмом сначала одну переполненную маршрутку, потом 10-15-20-минутная дань ожидания пригородного, битком набитого, рейса, как тут на морозе не помянуть добрым словом напиток, разведённый на крутом кипятке? И пока зимний мороз щиплет кожу лица и пытается добраться до кончиков пальцев рук и ног, внутри мощно работает маленький реактор накопленного впрок тепла. И Иван ни разу не пожалел, что место работы ему выпало так далеко от дома, наоборот, когда на предварительном распределении невзрачный мужичишко, представитель предприятия, вяло поинтересовался наличием желающих, Иван первый поднял руку в неожиданно затихшей аудитории. Ну и что, что предприятие находится в пригороде (мужичек сообщил об этом извиняющимся, переходящий в тихий шепот тоном, как будто бы он был лично виновен в выборе места расположения предприятия), какая разница: ездил же шесть лет через весь город в университет на учёбу, ничего смертельного в этом нет, можно ещё столько же поездить и на работу. Ну и что, что сумма обещанной зарплаты оказалась ниже, чем у всех остальных организаций (перед тем, как озвучить сумму, мужичок запнулся, кашлянул и развел руками). Зато работа показалась интересной для Ивана, он увидел в ней перспективу своего развития. А остальное - дело наживное в его-то годы. "Дурак ты, Ванька, - прямо, без обидняков, в глаза сказал ему после Колька Скворцов, - не заработаешь ты денег в этой проектной шарашке! Полжизни просидишь, скрючившись, за этими чертёжными бумажками, получая за это две копейки, как подачку. В лучшем случае, под старость лет доработаешься до ведущего специалиста, будешь перебиваться на трёх копейках. Запомни, Ванька, деньги надо не получать, дожидаясь того дня, когда тебе кинут твои две копейки, и ты, наконец-то, рассчитаешься со своими долгами, а деньги надо зарабатывать, и столько, сколько тебе нужно, а лучше - больше, ведь их много не бывает, и не заглядывать никому в пасть, а самому рвать, да так, чтобы другие радовались, что у них ещё хоть что-то осталось. Ладно, не тужи. Протянешь годик, будет какой-никакой стаж, опыт, а там что-нибудь для тебя придумаем". Что тут мог Иван ответить? Что у каждого в этой жизни своя дорога? Это слишком банально. У Николая в глазах немеркнущий блеск золотого тельца, уж кто-кто, а он уверенно и твердо тянулся ручонками к своему нетленному кумиру, тут уж недосуг думать ещё и о быте, и хлебе насущном, о таких "мелочах" заботится папочка - весомая фигура в известной на всю страну энергетической компании.
          Однако, прошел год, второй, третий, а встретить Ивану довелось лишь случайно на улице двоих своих бывших одногруппников, да и то разошлись стандартной парой фраз: "Как дела? Ну и у меня нормально!", и никого особо не волновало где дурак-Ваня работает и сколько зарабатывает - каждый стремился на горячую сам сковать своё семейно-карьерное счастье, а общение было отдано на откуп социальным сетям, где, в принципе, можно было найти всю необходимую информацию о каждом. Социальные сети он не любил, нигде не регистрировался, да и откровенно говоря, его также не интересовало кто-где, и что с ними произошло/происходит. Да и на вопросы разные липкие, подробного ответа требующие, тоже придется отвечать - Интернет - не улица, парой фраз не обойдешься. А это время. А это лишние ненужные мысли, переживания. Чего ради?
          Другое дело - рабочее место. Милое утреннее "Всем привет!" без ответа, и сразу же в свой проект глубже, чем по макушку: главное до конца рабочего дня (вернее, до закрытия здания сторожем) собрать хотя бы частичку общей мозаики его дела из крупиц хаоса мыслей, разложить их по полочкам, и с чувством не зря прожитого дня, спокойно вернуться к своим домашним делам.
          - Эх, Ванька! Чувствуешь ли ты, в глубине своей толстокожей шкуры, какой сегодня замечательный день?! Привет, кстати.
          - Привет, Вить. Вполне обычный день. Чего это ты всполошился?
          - Сглазить боишься? Правильно! Вот с таким видом, как будто ничего не случилось, и нужно загребать бабки…
          - Какие бабки?! Окстись!
          - Огромные, Ваня, ОГ-РОМ-НЫЕ. Хотя, я подозреваю, что ты даже и не интересовался, как открывать VIP-счёт в банке…
          - Да ты белены с утра объелся??? Какой счёт? Какой банк? Вить, по-человечески прошу: займись делом, не отвлекай меня от работы.
          - Ух ты! Толстокожий носорог пошел в атаку! Всё, ухожу. Не забудь: в 14-00 у Петровича. Я уже всё проверил, точную настройку сделаешь сам.
          "Вот ведь, балабол! - подумал Иван, - ещё всё вилами по воде писано, никому ничего не ясно: что из этого получится, и к чему может привести, а у него на уме уже бабки-дедки и VIP-счета!".
          Петрович, конечно, ощетинился скептическими замечаниями, как кактус колючками, благо насмотрелся досыта на гениальнейшие новейшие проектные модели всевозможных Perpetum Mobile, и, естественно, почти всегда ему удавалось найти Ахиллесову пяту подобных изобретений, вгоняя их авторов в стопорное состояние "над этим надо еще подумать". Но этого безжалостному и напрочь лишенному чувства такта Петровичу было мало, и при каждом удобном случае он, в кругу коллег и студентов-практикантов, вспоминал и с нескрываемым удовольствием высмеивал конструктивные решения неудачных моделей, вгоняя лица их разработчиков в краску, и ненависть кипела в их глазах к тому дню, когда они решились показать свое детище этому бездарному монстру. Поэтому представить что-то ново-вымученное Петровичу отваживались крайне редко и немногие, благо волн критики хватало и в среде коллег-сотоварищей, и выйти на уровень выше уже считалось серьёзным достижением с несокрушимой уверенностью автора в жизнеспособности и перспективности своего творения. Иван же, не особо и задумывался над тактикой защиты: ему просто хотелось показать то немногое, что у него получилось, а дальше факты пусть сами говорят за себя. Пока же Петрович молчал, молчал и Иван, занимаясь окончательной регулировкой всех параметров устройства. Ну, вот и всё готово.
          - На самом деле, всё достаточно просто, - афишировал Иван свой эксперимент, - включаем питание. Затем берем предмет (например, вот этот кубик), и бросаем в приёмную рамку…
          Кубик, повинуясь инерции неторопливого маха кисти руки, лениво влетел внутрь тонкого контура самодельной рамки, и тут же вылетел из подобной конструкции, стоящей на другом конце длинного лабораторного стола, сохраняя траекторию, перелетел его край, и звонко шлепнулся на пол, разрушая напряженную тишину эксперимента.
          - Вот, собственно, и всё, - констатировал автор изобретения, - Ваши вопросы?
          На этот раз Петровичу понадобилось целых сорок долгих секунд, чтобы сформулировать первый вопрос:
          - И с какой скоростью кубик движется между рамками?
          - С нулевой.
          Завлаб на долю секунды изменился в лице:
          - Что ты мне голову морочишь?!!!
          - Даже не думал.
          - Так! Давай ещё раз! Итак, между рамками у нас расстояние три метра восемьсот пятьдесят миллиметров. Правильно?
          - Правильно.
          - Бросай кубик! Да нет, погоди, секундомер достану. Давай!
          Новый мах, невидимый полёт между рамками, удар об пол.
          - Нет! Так тоже не годится! - Петрович швырнул часы на стол. - Надо знать начальное ускорение при движении кубика! И расстояние слишком маленькое! Не успел я точно засечь время... Давай, подготавливай все условия для следующего эксперимента. Чтобы было механическое устройство, дающее кубику заданное ускорение... Хотя почему кубику? Пусть исследуемым образцом будет шар... сфера, а то совсем уж дилетанством попахивает! И стол чтобы был не менее восьми, а лучше десяти метров в длину! Вот тогда мы посмотрим, как у тебя объекты будут летать в пространстве с нулевой скоростью!…
          - А он не в пространстве летит.
          - А где же?
          - Нигде. Я это называю эффектом ноль-перехода.
          - Вот как? Знаешь, Ваня, так мне ещё никто голову не морочил!
          - Пятнадцать метров хватит?
          - Не понял?...
          Ни говоря больше ни слова, Иван молча взял одну из рамок, и вынес из лаборатории, поставил на коридорный подоконник, вернулся и плотно закрыл за собой дверь. Быстрым шагом подошел к оставшейся на столе второй рамке, и бросил в её контур злосчастный кубик. Моментально звонкий звук падающего предмета послышался за дверью, со стороны коридора.
          - Решил продолжить демонстрировать свои фокусы? - улыбнулся завлаб. - А может быть, теперь я попробую?
          - Не возражаю.
          - Отлично!
          Петрович небрежно взял одиноко стоящую в коридоре рамку, и потащил куда-то вниз по лестнице. Через несколько минут вернулся, с широкой улыбкой на лице показывая зажатый двумя пальцами кубик.
          - Теперь моя очередь кидать кости! Но это ещё не всё!
          Привычным движением он достал из нагрудного кармана авторучку, и на грани кубика с четырьмя выштампованными красными точками, нарисовал посреди пятую, зелёного цвета.
          - А почему зелёная?
          - Так получилось. Вчера закончилась синяя, поэтому я сегодня утром я зашел в канцелярский магазин, и купил новую пасту, причем, захотелось мне именно зелёного цвета. Ну что, бросаем ЭТОТ кубик?
          - Давно пора.
          Влетевший в контур рамки куб тотчас же исчез.
          - Ну, вот теперь посмотрим на результат ЭТОГО фокуса, - усмехнулся Петрович, и исчез за дверью.
          Через пять минут дверь распахнулась, и стремительно вошел бледный и взволнованный Петрович. Уже не улыбаясь, молча положил кубик на стол. С зелёной точкой.
          - На сегодня эксперимент завершен. Мне надо срочно кое с кем переговорить.



II


          Надышавшись вечером вонючей краской, Иван наутро чувствовал себя не вполне комфортно. Жутко болела голова, немного подташнивало, все мышцы и кости ломало словно после центрифуги. Ещё бы, вчера до глубокой ночи удалось покрасить все батареи отопления в квартире, а стояки даже дважды пройти – слишком уж старое покрытие отдавало откровенной желтизной, сразу бросалось в глаза, в какую комнату ни зайди… Но теперь полный порядок, правда глаза всё ещё слипаются, несмотря на две кружки выпитого крепкого кофе, да этот болт упрямо не желает крепить фланец к рамке. Но, ничего, сейчас закрутится, никуда не денется…
          Он уже почти закончил, когда в лабораторию вошел Петрович, ведя за собой целую делегацию в составе одной женщины и двух мужчин.
          - А вот и наш талант местного разлива – Иван Федоров! Как вы знаете, испытания установки с твёрдыми телами прошли вполне успешно, сейчас идёт подготовка к проведению аналогичного эксперимента с жидкостью. Не мудрствуя лукаво, мы решили взять на роль жидкого тела обыкновенную воду комнатной температуры, вот из этой ёмкости. Обратите внимание на фланец с патрубком, прикрученный с одной стороны рамки – в патрубке имеется совершенно свободное отверстие, вот, абсолютно беспрепятственно в него можно вставить авторучку, и вытащить обратно. На другом конце стола имеется аналогичная рамка с точно таким же фланцем и приваренной к нему резьбовой втулкой. Видите, в полости втулки тоже ничего нет. Теперь на эту втулку накручиваем вот этот манометр, измеряющий давление… - Ваня, прикрути, пожалуйста, - и констатируем, что стрелка манометра находится на нуле. Так! Теперь Иван наденет конец шланга на патрубок первой рамки, и зафиксирует хомутом… Готово! Итак, дамы и господа, с вашего позволения, мы начнём наш эксперимент.«Ну, неужели нельзя обойтись без этого цирка?» - меланхолично подумал Иван, включая автономное питание рамок на их корпусе. - «Детский сад какой-то!»
          Деловито зажужжал маленький насос. Жидкость, по прозрачному шлангу, стремительно приблизилась к фланцевому патрубку на первой рамке, и… ничего не случилось. Ничего незапланированного.
          - Обратите внимание, дамы и господа, на манометр второй рамки. Он показывает давление в пять килограмм! Стрелка устойчива! И в шланге после манометра мы также наблюдаем появившуюся жидкость. Между тем, рамки находятся на расстоянии трёх метров друг от друга, и между ними нет ни капли воды! Никаких оптических иллюзий, вы можете проверить своими руками!
          - Фантастика, - кивнул головой один из мужчин, - не могу поверить своим глазам!
          - Потрясающе, - поддержал его второй, - у этого эксперимента большие перспективы!
          Женщина сохраняла ледяное молчание, рассеяно прикасаясь кончиками пальцев к поверхности стола между рамками.
          - Остановите насос! – вдруг резким, властным тоном потребовала она.
          - Нет проблем, - засуетился Петрович, ткнув пальцем в красную кнопку на корпусе насоса.
          Стрелка манометра тут же устремилась к нулю, ровно, как и жидкость из наглухо запаянного прозрачного шланга.
          - Хм! – усмехнулась женщина, - значит, переход работает в обе стороны!
          «А она не так уж и глупа» - спокойно отметил в уме Иван, продолжая стоять, скрестив руки на груди.
          - Включите насос!
          И снова жужжание. Снова стрелка поднялась к цифре «5».
          - Да, - после долгого молчания произнесла женщина, - Вы правы. Ваше устройство способно заинтересовать нас. Но сейчас подошло время следующей встречи, нам нужно уехать. Вы свяжемся с Вами, если у нас возникнут дополнительные вопросы.
          Завлаб кинулся их провожать, но был остановлен уверенным жестом женской руки. Вся незнакомая троица поспешно ретировалась, не забыв закрыть за собой дверь.
          - Ну, что ты стоишь столбом? – резко накинулся Петрович на оторопевшего Ивана. – Мог бы и повежливее с людьми быть, порасторопнее! Что ты своим набыченным видом всех вокруг пугаешь?
          - Кого я пугаю? Вас, что ли?
          - Ха! Меня напугать – у тебя ещё пугалка не доросла! Но учти! Если сорвется контракт… - тут, на высокой ноте, голос завлаба сорвался на громкий шипящий сип. – Если такие деньжища не дойдут до моей лаборатории! Да я тебя…! Да я тебе…! Узнаешь, что сделаю…!
          «Бла-бла-бла, - меланхолично подумал Иван, закрывая за собой дверь, - каждый раз одно и тоже. Уволиться, что ли? Мне-то «деньжища» ни к чему, было бы только дело интересное».


III


          Установка успешно прошла все мыслимые и немыслимые лабораторные испытания. Организация пыталась сделать коммерческую раскрутку проекта на всех доступных медиауровнях, преподнося изобретение, как исключительно эксклюзивный и уникальный продукт. С соответствующим добавлением веса в ценнике. Однако, слишком агрессивная рекламная политика дала, скорее, противоположный эффект. Подавляющее большинство досточтимых и солидных научных мужей тут же объявило изобретение «шарлатанской выдумкой», потому что полученный эффект «не может быть получен никогда, потому что это невозможно». Категорично против продажи своей установки третьим лицам был настроен и её автор. Напрасно пытались отговорить от своего дикого упрямства все его коллеги. Не помогли ни многочисленные «пряники», ни грозные «кнуты». Наотрез отказался продолжать работать над первой промышленной установкой Иван. А после первых намёков распрощаться с работой – тут же сам принёс заявление «по собственному желанию» прямо на стол директору. Дело до разговора на повышенных тонах не дошло – схватился за сердце руководитель, сполз обвисшим мешком вниз по своему роскошному креслу.
          - Вань, ну что ты ерепенишься? – как-то вечером неожиданно промолвил дед. – Ну, помоги людям, коли можешь…
          - Дед, хоть ты-то сюда не лезь, - хмуро ответил Иван, - совсем совести нет, уже и до тебя добрались!
          - Ну, как знаешь!
          Вот за что Иван любил деда, так это за то, что с самых пеленок, сколько себя помнил, он знал, что дед, что бы ни случилось, всегда на его стороне, всегда видел в своём внуке Личность, и разговаривал с ним на равных. И дальше советов-подсказок дед «границу суверенитетов» не нарушал, своею властью опекуна не злоупотреблял. Сколько раз соседки по подъезду ахая и охая критиковали деда, за то что тот разрешал в младшие школьные годы лазить Ивану по улице «до поздних сумерек и зелёных соплей с простудой» - дед только махал рукой, и по-филосовски отвечал, что «как только заболеет, так и будем сидеть дома, лечиться, а отвлекать сейчас пацана никак нельзя, занят он!» А потом, когда Ваня возвращался домой, уже наготове была и кружка горячего чая с малиновым вареньем с собственной дачи, и тазик с теплой горчичной водой. И уют. И покой. Так и жили. Так и рос, и взрослел Иван. И весь двор знал его упрямый нрав: упрашивать бесполезно, чем дольше, тем упертее он становился. Сжать зубы и делать всё по своему до победного конца, несмотря ни на что – вот вся суть закаленного годами железного стержня характера Вани. Сказал нет – значит, нет. И ни к чему эти пустые выклянчивания.
          - Я уже не знаю, что с этим Фёдоровым делать! – завлаб по-актёрски всплеснул руками, всем видом показывая, что сделал всё, что мог, - сделка на грани срыва! Нет у меня на него управы, нет!
          - Да не может быть такого! – нахмурился директор, - мало предлагал, значит! Оклад повысить, премиальные утроенные, отдых за границей, в конце концов! Что я тебя, учить, что ли, должен!
          - А ты думаешь, я всё это не предлагал ему? Да тысячу раз! И по заграницам он не ездит! У него даже загранпаспорта нет! Уж чего только я ему ни обещал! От всего нос воротит! И откуда он такой принципиальный взялся в наше время?
          - А что ему интересно? Чем увлекается? – спросила вдруг хранящая молчание женщина.
          - Да кроме опытов лабораторных ничего его больше и не интересует. Дай ему волю, он и домой из лаборатории ходить перестанет. А самое обидное то, что чувствует там себя полноценным хозяином, а я, как пустое место для него! И эта вседозволенность уже переходит…
          - Слушай, - откинулся на спинку уютного кресла директор, - а может ему должность завлаба подкинуть? И всего делов-то? Очень тонкое и бюджетное решение, как ты считаешь?
          - Ну, знаешь ли, Викторович!... – судорожно ослабил узел галстука мгновенно побледневший завлаб, - вот чего-чего, а такого я от тебя никак не ожидал! После стольких лет нашей совместной работы!
          - Да ладно, Петрович, не кипятись. Что я, не вижу, что ли, с каким рвением ты исполнял обязанности моего зама, пока тот на больничном был?
          - Так вот с этого и надо было начинать! Я-то, конечно, не против такого расклада, только Ванька всё равно не согласится на сделку.
          - Почему? И вообще, в чём причина этого дикого упрямства? Разве ему не интересно: как установка будет работать в условиях промышленного применения? Так сказать, в практической плоскости?
          - Ты не понимаешь, Викторович. Федоров ведёт себя так, словно изобрёл атомную бомбу. Которую в лабораторных условиях он с интересом и изучает всесторонне. Но, чтобы его детище покинуло пределы лаборатории – об этом не может быть и речи! Ведь, с его точки зрения, он потеряет контроль над устройством, способным функционировать во вред всему человечеству!
          - А что, новых владельцев он и за людей не считает? Будто бы мы кровожадным монстрам каким-то продаём. Ха-ха. Смешная шутка!
          - А это ты пойди, у него спроси. И узнаешь: шутка это или нет!
          - А есть ли у него девушка? – задала новый вопрос женщина.
          - Да я понятия не имею: есть ли у него девушка? – пожал плечами Петрович. – Меня это абсолютно не интересует.
          - А вот и зря, - невозмутимо продолжила дама. – Девушка – не дедушка, была бы она у вашего парня, в денежных вопросах он был бы посговорчивей, уж поверьте мне.
          - Ну хорошо… - окончательно растерялся завлаб, - я попытаюсь узнать насчет его девушки…
          - Не просто узнать, - поправила его собеседница, - а довести до неё, так сказать, возникающие перед ней перспективы, красочно обрисовать, что может оказаться в её руках, если её парень проявит чуточку благоразумия. А дальше – посмотрим. Полагаю – не более недели.
          - Отлично, - кивнул директор, - но что будем делать, если у него нет девушки?
          - У парня, которому больше двадцати лет – нет девушки? Не смешите меня! Конечно, у него может и не быть постоянной подружки, но с какой-нибудь он всё равно должен встречаться. И нам этого достаточно, главное, чтобы она была тем объектом, от которого у него хоть немного, но кружится голова. Если, это, конечно, не аномалия. Но и здесь можно подобрать свой ключик…


IV


          - Вань, кончай дурить!
          - А я и не начинал. Ты что-то путаешь.
          - Брось, Вань! Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю. Вся контора на ушах стоит, все ждут - не дождутся, когда этот чертов контракт подписан будет.
          - Да дался он тебе! Это же просто бумажка…
          - Нет, Ваня, тут ты ошибаешься! Это уже не просто бумажка, это условие на дополнительное поднятие окладов, как минимум, в нашей лаборатории!
          - Викторович наобещал?
          - А то! И это ещё не всё. Вчера Петрович вынюхивал что-то насчёт твоей девушки…
          - Кого???
          - Вот я так и сказал, что ты ненормальный, что у тебя даже бабы нет…
          - Да пошел ты!
          - Я-то пойду. А ты так и останешься со своими воспоминаниями и нулём в кармане. Уже сколько лет прошло, всё забыть её не можешь? А вот она тебя быстро забыла, когда распальцованный мажорчик на своём новом корыте к ней подкатил. По-моему, пора сделать второй заход в этом вопросе, иначе так и останешься покрываться плесенью в этой лаборатории. Повторяю: тебе выпал реальный шанс начать всё заново, и финансово загнать в тень почти любого мажорчика на своём горизонте!
          - Вить, по-доброму прошу: уйди, не мешай работать!
          - Эх! А я говорил Петровичу, что это совсем клиника!
          Вся эта причинная возня вокруг продажи установки третьим лицам, уже порядком начала Ивану надоедать. Начали с дедушки, почему-то перешли на девушку. Что к чему? Снова всплыло забытое с детства чувство гадости и отвращения от осознания того, что кто-то чужой пытается им манипулировать. Да что же это такое?! Впрочем, понятно, что пока связан контрактом с конторой, он – всего лишь инструмент для добывания денег, и мнение инструмента никого не интересует, потому что, правильно, его умело и деловито используют в работе. Всё замечательно. Вот только Иван – это Человек, а не инструмент.
          На улице в лицо отрезвляюще ударил ветер с ледяной снежной пылью. Ух, хорошо! Весна в этом году оказалась поздняя, зима уходила трудно, с бесконечными буранами да метелями. Снега уже намело – выше человеческого роста, видать, до самой зелени огороды просыхать будут. Ну, ничего, ещё найдется время повозиться с землёй. Дачу Иван любил, и всегда помогал деду в монотонной битве за урожай. Ах, весна, весна! Какое же это всё-таки чудесное и долгожданное время года!
          В чуть приподнятом настроении, совершенно забыв про перипетии прошедшего рабочего дня, Иван возвращался от остановки домой, когда из соседнего старого двухэтажника-«клопятника», бывшего когда-то на заре своего появления престижным «таунхаусом», раздались пронзительные детские крики, и из подъезда пулей вылетел раздетый мальчишка Юра – местный восьмилетний озорник и хулиган, а за ним следом – его отец Петро, размахивая в вытянутой руке окровавленным топором.
          - Беги, Юрка, беги! – хватаясь за входную дверь, надрывно закричала вся в крови мама Юры, и обессиленно сползла вниз.
          В безлюдном переулке не было никого, кроме Ивана. К нему-то и устремился малец.
          - Дядя Ваня! Дядя Ваня! Спаси!!!
          - Уйди! Убью! – качаясь из стороны в сторону, следом стремительно приближалось дикое пьяное животное, занося над головой для нового удара орудие убийства.
          Времени не было на обдумывание и принятия решения по дальнейшей тактике действий. Левой рукой удалось крепко схватиться за топорище, правой от всей души припечатал кулаком по пустой черепушке алкашни, благо у пьяницы и сноровка, и скоординированность действий отсутствовали напрочь. От неожиданности, Петро разжал пальцы, жахнулся задницей на утоптанный снежный наст, и, секунд через пять, пронзительно заверещал на всю округу:
          - Помогите, люди добрые!! Убивают!!! За собственные деньги, честно на северах заработанных, убивают! Да что же это твориться-то?! Да куда же Господь Бог смотрит-то, а?!
          - Не слушайте это гнильё, дядь Вань! – зачастил стоящий сзади мальчонка. - Он огромную кучу денег последний раз привёз, а матери только десять тыщ на алименты дал, чтобы ему жратву покупала и кормила, а остальное – пропил. Сегодня с дружками своими заявился, начал требовать «десятку» назад, мать мне деньги дала, сказала сберечь, иначе пропадем, матери до зарплаты ещё две недели… - малыш не выдержал, и разревелся.
          - Ах ты, сучёныш! Да это мои деньги, мои, честно заработанные! Я же не на что попало их прошу, а на водку! Считай, на святое дело, на избавление от мук душевных и телесных! Вот погоди, доберусь я до тебя! Эй, помогите кто-нибудь!
          Слушать извращённый пьяный бред Ивану было до тошноты противно и погано. Размахнулся изо всех сил, да закинул топор подальше в подлесок, в снежную перину сугробов. Потом достал свой старенький простенький мобильник, вызвал скорую. Следом набрал милицию, представился. Да не увидел, как из подъезда «клопятника» метнулись три серых тени.
          - Дядя Ваня, сзади! – успел истошно крикнуть малой.
          От удара подлого сзади, чем-то тяжелым по голове, сознание Ивана полетело в бездонную черноту.


V


          Боль пронзила всё тело и сконцентрировалась в центре головы. Никогда ещё пробуждение не было таким тяжелым. Казалось, что боль шла отовсюду, от каждой мышцы, от каждой косточки. Язык огромным ватным кляпом едва помещался во рту, что-то ещё постороннее находилось вокруг него, Иван даже не сразу сообразил, что это сгустки крови и обломки зубов.
          - Пить! Воды, пожалуйста!
          Кто-то бережно приоткрыл ему рот, и вставил маленькую трубочку. Теплая, но такая живительная влага, начала медленно проникать в его организм, наполняя каждый сосуд, каждую клеточку.
          - Где я?
          - Известно где – в больнице, на больничной кровати. А я, разрешите представиться, Ваш лечащий врач, Александр Матвеевич.
          - Мне домой надо, меня там дед ждёт…
          - Ваш дед ждёт в коридоре, уже почти сутки как. А вообще – Вам повезло, без преувеличения. Три сломанных ребра, перелом запястья, шесть выбитых зубов, две трещины в лицевых костях, пятнадцать колюще-ножевых ранений, около литра потерянной крови. Ну, а про такую мелочь, как серьёзнейшее сотрясение мозга и многочисленные гематомы, я вообще молчу. Надо признать, у Вас достаточно крепкие кости черепа, удалось избежать пролома. Если бы не милиция, которая приехала даже раньше скорой, те нелюди Вас просто могли разобрать на запчасти…
          - Как милиция? Я же адрес не успел назвать…
          - Но звонили же Вы с мобильного? А в силовых органах методы реагирования на подобные вызовы уже давно налажены. Кстати, очень хорошо, что Вы помните такие подробности! А что Вы ещё помните?
          - Я всё помню.
          - Замечательно! Тогда я на две минуты допущу к Вам следователя – очень уж жаждал переговорить с Вами, когда Вы придёте в себя, прям, безотлагательно просился на пару важных вопросов.
          В палату вошел высокий темноволосый человек, представился Евгением Ивановичем.
          - Я понимаю, что Вам сейчас трудно разговаривать. Попытайтесь хотя бы выслушать меня. Если я буду говорить правильно, кивните. Если нет – закройте глаза. Согласны?
          Иван чуть кивнул.
          - Со слов мальчика Юры, он выбежал из дома, где он проживал с матерью и отцом, на улицу, и увидел Вас. С целью защиты от угрожавшего расправой отца, он направился в Вашу сторону. Вам удалось выхватить топор, и дать отпор агрессору. Так?
          - Да. Топор я закинул среди деревьев, в сугробы…
          - Это-то Вас и спасло в дальнейшем. Правда, топор мы потом едва нашли. Но это уже не важно. В этот момент Вы вызвали скорую помощь, а также дали сигнал на дежурный пульт. Договорить Вы не успели, так как…
          - Меня вырубили ударом по затылку.
          - Да. Со слов мальчика на Вас напали сзади трое дружков его отца. Пока они вчетвером избивали Вас, мальчишке удалось добежать до улицы Дружинной, где его подобрал следовавший на данный вызов дежурный патруль милиций. Всё верно?
          - Да. Что с Антониной?
          - С матерью мальчика? К сожалению, спасти её не удалось. Она скончалась ещё до приезда медицинской бригады…
          - Эх! – выдохнул раздосадовано Иван, - что же теперь с Юркой будет?
          - Не знаю, - пожал плечами следователь, - детский дом, наверное, если других родственников не окажется.
          - А Петро поймали?
          - Конечно! И убийцу, и дружков его, всю компашку и закатали…
          - А дальше что?
          - Да, собственно, и всё. Отфестивалили своё эти ребята. Там за каждым грешков накопилось – на высшую меру наказания вполне хватит. Осталось только материалы к суду подготовить. В общем, у меня вопросов больше нет, я пойду.
          Иван, крепко задумавшись, ответил молчанием. Вот и всё, Петро! Кончились твои пьяные «концерты», когда даже до открытого окна квартиры деда доносились крики, визги, ругань из низенького «клопятника». А ведь каждый раз ему удавалось «выкрутиться» от принудительного лечения, каждый раз он на месяц затихал, типа бросил пить, или уматывал куда-нибудь на заработки на полгода, а потом начиналось всё по новой. Но вчера окончательно была нарушена грань, отделяющая преступника, безвозвратно опустившегося до уровня биоматериала, от остального сообщества. Высшее мера наказания – это не шутки. Прошли, конечно, времена, когда даже самые матёрые бандиты обделывались прямо в штаны, в зале суда, услышав в своём приговоре фразу из этих трёх страшных слов. Потому что это означало скорую неизбежную смерть. Но постепенно, сознание общества отошло от средневеково-феодальных устоев и взглядов, когда смерть преступника за свои злодеяния была в порядке вещей. Даже, несмотря на максимально достигнутую автоматизацию процесса, очень некомфортно стали чувствовать себя исполнительные палачи, нажимая ту самую пресловутую «кнопку». Ведь казнимый – это такой же человек, как и сам палач. От человека, с Божьей помощью, созданный. А сколько было выявлено постфактум судебных ошибок, когда безвозвратно был наказан невинный человек, а настоящий злодей был пойман лишь годы спустя? И кто больше виноват – человек, преступивший в обществе черту, и ставший преступником, или общество, которое своевременно не спасло, не вырывало из порочного круга, из прогнившей среды, заблудшую душу? Вспенившиеся на благодатной почве многочисленных коллизий законов гуманизм и толерантность незамедлительно привели к посыпанию голов пеплом и разделению обществом ответственности за «имеющиеся социально несправедливые перекосы». Смертная казнь была заменена на пожизненное заключение, и, криминалитет, перекрестившись, на доске подсудимых воспринимал приговор о высшей мере наказания не с дрожью в коленках, а с улыбкой на устах. А почему нет? Жизнь-то – продолжается, пусть в камере, но тепло, сыто и прогулки на свежем воздухе никто не отменял. А там и удача, и случайность могут поспособствовать вырваться из застенков, и многочисленные амнистии, и смягчения приговоров за давностью лет – тоже давали надежду и веру на полноценный возврат в общество со всеми своими возможностями, склонностями, странностями, нисколько не уменьшившимися агрессией, завистью и злобой, и самое главное – без какого-либо раскаяния в содеянном.
          И с каждым годом становилось всё тяжелее и тяжелее. Тюрьмы переполнялись, исполнительно-надзорного персонала не хватало, а большая амнистия, впервые охватившая более глубокий слой контингента, осужденного за достаточно серьёзные преступления, пусть и с оговоркой «случайно», тут же дала новый всплеск волны рецидивов. Нужно было что-то делать, нарыв искусственной изоляции социально опасного контингента за прошедшие десятилетия изрядно вырос, перезрел и готов был взорваться, чтобы окончательно избавиться от какого-либо контроля властей. Жажда вырваться на свободу из ненавистных застенков, чтобы взять от сытого и довольного жизнью общества по ту сторону тюремных решеток свой долгожданный реванш, с каждым днем усиливало чувство тревоги добропослушной части населения, которое понимало, что рано или поздно ворота тюрем станут открыты, и тогда нужно будет где-то искать защиты для своих семей, родных, близких, но государство уже ничем не сможет помочь. Относительно свежие показательные истории, случившиеся в некоторых окончательно деградировавших околоевропейских странах, когда практически одновременно распахнулись все тюремные ворота, а жалкие, превратившиеся в дешевую бутафорию, силовые структуры очень мягко самоустранились от выполнения своих прямых обязанностей, и на улицах началась самая настоящая вакхналия, словно по сценариям убогосюжетных фильмов ужасов, очень наглядно продемонстрировали всему миру, чем всё может закончиться.
          Решение, как это обычно бывает, было найдено совершенно случайно. Уже давно пойманных серийных маньяков-насильников подвергали химической кастрации, и отпускали под домашний арест, под наблюдение медиков-специалистов и контролирующих органов. Считалось, что лишенные своей природной мужской силы, насильники априори не способны на дальнейшие сексуальные преступления, и поэтому для общества не представляют угрозы, да и в переполненных тюрьмах их проживание оказывалось очень несладким и недолгим. И тут, после очередного нападения, удалось поймать одного плюгавенького маньяка, который, как оказалось, хотя уже и был кастрирован, но приходил в настоящий экстаз при виде истязаемого голого женского тела. Виртуозно поиздевавшись над очередной жертвой особо циничным, извращенным способом, он тщательно записывал каждый вздох, каждую секунду мучений на многочисленные, понатыканные в каждый угол видеокамеры. Поймали, надели электронные средства слежения, усилили надзор. Не помогло. Через полтора месяца он нашел лазейку для побега из дому, и, не обращая никакого внимания на постоянно пищащий браслет, добрался почти до окраины города, где с щенячим восторгом, разбрызгивая слюнями и задыхаясь от сжигавшей его похоти, накинулся среди бела дня на молодую девушку прямо во дворе частного дома, где она жила со своими родителями.
          Стражи правопорядка не успели на считанные секунды, но по истошным крикам сразу поняли, что объект близко. Насильник сидел на земле и нечеловечески вопил, глядя на свои руки. Вместо кистей - жалкие кровоточащие обрубки. Чуть поодоль стоял огромный широкоплечий мужик с широкой проседью в русой бороде и густой шевелюре, в одной руке держал окровавленный топор, другой - прижимал плачущую на плече дочь. Гостей встретил спокойным, ледяным взглядом.
          - На Вас было совершено нападение? Вам нужна помощь?
          - Вы лучше этому псу помогите, пока не сдох от кровопотери…
          - А где?...
          - Клешни его - вон, в уличной печке догорают. Не понадобятся они ему больше. Не будет больше чужих женщин лапать!
          То, что не получилось с помощью кастрации, очень эффективно дало лишение конечностей. Преступник не то, чтобы замок входной двери открыть, ложку без посторонней помощи первые полгода держать не мог. Всестороннее изучение сложившейся ситуации специально созданной комиссией вылилось во вполне ожидаемый вывод: принудительная ампутация кистей рук у маньяков, педофилов и убийц является более действенным средством обезвреживания и защиты общества от нежелательной агрессии, нежели химическая кастрация. Причем, и с морально-этической точки зрения, ампутация не является из ряда вон шокирующим наказанием относительно ранее законодательно разрешенной кастрацией по отношению к вышеуказанному преступному контингенту. Просто к гарантированному техническому ограничению на способность размножаться, добавилось гарантированное техническое ограничение свободы действий. Только-то и всего. Зато, каков результат! Так к химической кастрации, как высшей мере наказания, официально была добавлена принудительная ампутация конечностей. Для определённой категории отъявленных преступников-рецидивистов, разумеется. Под молчаливое сопение многочисленных разномастных правозащитников, в том числе и международного уровня. Лишь в паре зарубежных бульварных газетёнок промелькнули статейки "об этих диких русских традициях". И всё. Да и что тут возразить? Жизнь у человека - никто не отнимал, так что и с совестью, и с законом Божьим - всё в полном порядке. Вместо роты вооруженной до зубов охраны на дюжину когда-то самых опасных, самых кровожадных упырей, оказалось достаточно одной-двух сиделок да пенсионера на входе для видимости пропускного режима. Никто не делал попыток вырваться и сбежать, никто и не хотел попасть вовнутрь. Нововведение в судебно-исполнительной системе прижилось, высшая мера наказания стала озвучиваться в приговорах всё чаще и чаще не только для маньяков-психопатов, но и за другие, не менее тяжкие преступления. А через время началась тюремная реформа. Переполненные места лишения свободы разделили на две категории: для лишенных дееспособности, и остальных, отбывающие наказания за менее значительные проступки. В зданиях первой категории убрали практически всю охрану, сняли с окон и дверей решетки, оборудовали пандусами для инвалидных колясок, незначительно увеличили персонал медблока. В народе тут же в шутку их даже стали называть "пансионатами", что, на самом деле, являлось довольно близко к истине, так как к каждому заключенному, как к дорогому пациенту, был организован индивидуальный подход, и даже назначалась программа реабилитационного лечения. Впрочем, ампутированных и "заключенными" можно было назвать только формально, в кавычках. На самом деле, после приведения приговора в исполнение, их охотно отпускали под домашний надзор родных и близких, либо любого другого лица, готового взять на себя пожизненное опекунство. Однако, таких находилось довольно немного, поэтому государство и вынужденно было организовывать подобные "пансионатов" для львиной доли "заключенных" с совершенно свободным доступом на посещение.
          Во второй категории тюрем хронический недостаток свободных мест в значительной мере исчез, всё остальное осталось без изменений. Но что-то в обществе поменялось, и скоро безапелляционная статистика преподнесла первый сюрприз: с ведением ампутации в качестве высшей меры наказания, количество и тяжких, и нетяжких преступлений резко пошло на убыль. Начальники тюрем и колоний с каждым годом с удивлением докладывали о естественном сокращении численности заключенных в своих ведомственных единицах.
          Наступил момент, когда вскрылись и первые ошибки судебной системы. Под радостный либеральный вой, общественному вниманию был представлен первый безвинно ампутированный, на что власть отреагировала довольно лихо. С пострадавшим лично встретился сам президент Российской Федерации, и лично принёс извинения за причинённый ущерб от ошибочных действий государственной исполнительной машины. И заметил, что в России у него есть возможность принести свои извинения человеку, уже после приведения высшей меры наказания в исполнение, в отличие от некоторых стран, якобы называющие себя "цивилизованными", в которых до сих пор практикуется такое первобытное наказание, как смертная казнь. Реабилитированному тут же были установлены новейшие, лучшие в мире биомехатронные протезы отечественной разработки, обеспечено бесплатное медицинское обслуживание с ежегодными программами курсовых лечений в лучших лечебных центрах страны, назначено пожизненное ежемесячное пенсионное пособие в размере трёх среднемесячных заработков на предыдущем месте работы, на курортном, черноморском побережье был предоставлен новый комфортный дом для проживания всей семьёй, а также была выдана разовая компенсация в очень круглую сумму для адаптационного периода. Так как пострадавшим и членами его семьи были сняты абсолютно все претензии к государственным структурам, либеральный вой тут же затух, и на публичную речь президента по этому инциденту, последовало гробовое молчание.
          Казалось бы, самому опустившемуся отребью общества можно и без рук дальше жить да радоваться: кормят бесплатно, обслуживают, ухаживают, никто в четырёх стенах силком не удерживает, но что-то в них словно надламливалось и тухло. По рассказам медперсонала, первое время после ампутации, грустно и мрачно просыпались они каждое утро, смотрели на свои культи, и это приводило их в дикое бешенство, начиналась истерика, приходилось давать им успокоительное. Но не раскаяние за содеянное мучило их, а чувство безысходности. Однако, постепенно вспышки ярости становились всё реже и реже. А всё чаще и чаще можно было видеть текущие по щекам слёзы. На вопрос: "почему плачешь?", практически всегда следовал один и тот же ответ: "себя жалко". Время шло, слёзы высыхали, и в глазах оставалась лишь огромная, бездонная тоска. А спустя некоторое время, они начинали взывать к медперсоналу душещипательными мольбами, протягивая свои куцые культи с просьбой дать им большую дозу снотворного, лекарства, яда, всё, что угодно, лишь бы распрощаться со ставшей невмоготу такой тяжелой жизнью. Получаемые отказы вводили их в стопорное состояние, в котором они находились часами, словно животные, мыча и постанывая от какой-то невыносимой внутренней боли. С каждым прошедшим днём они постепенно, час за часом, теряли остатки человеческого облика, и жажда смерти становилась их единственной мечтой. Но смерти они были недостойны.
          Не было ни единого человека, который бы заявил, что такая высшая мера, как ампутация конечностей - это мягкое, недостаточное наказание. Все видели многочисленные репортажи об угасающем существовании бывших преступниках в стенах "пансионатов".
          "Пацана жаль. И Антонину, - подумал Иван. - Столько лет мучиться пришлось. Чего ради? Глупой веры, что всё обойдётся, и дальше будет, как у людей? Но это же наивно, продолжая проживать под одной крышей с алкашом, который с каждым днём, с каждым стаканом алкогольного яда постепенно деградировал в сумасшедшее животное!"
          Вид плачущего Юры долго не выходил у Ивана из головы. Помрачнел, осунулся, несмотря на успешно проводимое лечение. Дед навещал его ежедневно, а однажды, вместе с Александром Матвеевичем, радостно сообщил о скорой выписке. В ответ на хорошую новость, внук только улыбнулся, и дед понял, что тяжкие мысли в голове Вани - это всерьёз и надолго. "Ничего, - успокаивал сам себя старик, - вот встанешь с койки, придешь домой, про лабораторию свою вспомнишь, и эта дикая напасть забудется, как прошлогодний снег".
          Но и домашние стены не помогли. Задумчиво съездил на работу. Задумчиво улыбался радостным поздравлениям коллег. Задумчиво возвращался обратно. Остановился перед тем самым "клопятником", где было совершено нападение, долго стоял, вглядывался в черные, безжизненные окна.
          На следующий день зашел к участковому. Узнал адрес детского дома, куда определили Юру. По своей привычке, молча, не говоря никому, собрался и поехал.
          Мальчишка, увидев его, искренне обрадовался, бросился на шею. Расчувствовался и Иван, впервые за долгое время его отпустила черная, грызущая душу, тоска.
          - Дядь Вань, как хорошо, что ты живой! А я уж думал, тебя эта отцовская кодла прибила! Ты на снегу лежал, как мертвый…
          - У нас доктора очень хорошие, - ответил Иван, - ты-то как здесь?
          - Плохо, - не стал скрывать парнишка, - хочу домой, к моим игрушкам, к моим друзьям. К маме…
          На эти словах Юра не выдержал, и громко, не сдерживаясь, разревелся.
          - Да, Юр, - прижимая к себе мальчонку, и с трудом сдерживая подступивший к горлу ком, только и смог произнести Иван, - да. Поплачь. Всё равно ничего уже не вернуть. И маму тоже. Плачь. Оттого и слёзы такие солёные и горькие, что в них горе из человека выходит, когда ничего больше сделать нельзя. Надо, чтобы горе всё вышло, без остатка, до последней капельки. А потом начнется новая жизнь. И какая она будет, мы с тобой вместе придумаем…
          - Ты ведь меня заберешь отсюда, дядь Вань? - всхлипывая, неожиданно спросил Юрка.
          Замолчал Иван, не найдя нужного ответа.
          - Дядь Вань, не пугай меня, - с тревогой, пристально посмотрел малой прямо ему в глаза, - у меня же никого из родни на всём белом свете не осталось. А я не выдержу здесь! Я не могу здесь! Забери меня отсюда, слышишь! Я не буду тебе мешать, буду жить потихоньку в своей квартире, в школу ходить, посуду буду мыть! Не бросай меня здесь, пожалуйста!!!
          И Юра, хотя и был ребёнком, но так стиснул объятием шею Ивана, что у того в глазах померкло.
          - Подожди, Юр, отпусти маленько, дай сказать… А у тебя, что, тётек-дядек родных не осталось, что ли?
          - Не было у родителей сестёр и братьев, одни росли, как и я, - серьёзно, по-взрослому ответил мальчик.
          - А дедушки-бабушки?
          - Давно умерли. Я их уже и не помню. От болезней разных.
          Призадумался Иван. Как тут объяснить мальцу?
          - Юр, - прямо, но осторожно подбирая слова, начал гость, - вот прямо сейчас не могу я тебя забрать! Сразу спросят: на каком основании? Кто я такой, чтобы уводить тебя с собой? Ни родня, ни опекун, а так, дядька чужой, в соседнем доме живущий! И будут правы!
          - Да знаю я, знаю! Я и не прошу прямо сейчас! Я подожду, сколько нужно! Ты только документы на опекунство подай, ладно? Обещаешь?
          Ну как тут ответить отказом? Как сказать здесь и сейчас этим молящим детским глазам, что нужно, как минимум время, чтобы подумать?
          - Обещаю, - тихо, но твёрдо ответил Иван, - не знаю как, но я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы вытащить тебя отсюда.
          - Я верю тебе, дядь Ваня! Ты всегда был человеком, у которого всё по-честному!
          Пакет с фруктами почему-то руководство к передаче запретило, зато разрешило конструктор-модель прототипа летающего автомобиля, чему Юрка был несказанно рад - родители такой ему бы никогда не купили.
          На улице свежий воздух подействовал на Ивана отрезвляюще. Но спонтанное решение было принято, и как-то юлить, искать какие-то уловки было не в его правилах. Но что скажет дед? Впрочем, цена вопроса такая, что это и неважно, всегда можно снять отдельное жильё или даже купить собственное. Осталось собрать необходимые документы для усыновления пацана, и на этом пока стоп. Дальше жизнь покажет что к чему.
          Дед чуть замер, когда Иван сообщил ему о результатах своей поездки.
          - А почему нет? Квартира большая, крыши над головой всем хватит. Юрка - парень уже большой, самостоятельный. Думаю, хлопот больших не будет. А я, как помру, квартиру вам обоим и оставлю, - хлебая горячий свежий борщ, пустился старый в рассуждения. - Одно только хотелось бы: пока жив - правнуков своих увидеть…
          - Ну, опять ты за старое, - поморщился Иван, - решили же больше эту тему не поднимать!
          - Да я и не поднимаю. А констатирую. Появится пацан, ты же всё своё время свободное на него и изведёшь. Некогда тебе будет личной жизнью заниматься.
          - Что с Юркой, что без Юрки, на личную жизнь у меня лимит один, - спокойно ответил Иван, - и ты это знаешь.
          - Да вот, то-то и оно!
          Дальнейшую тишину нарушали только звонкие удары ложек о дно тарелок. Борщ сегодня удался на славу!
          Известие о том, что комплект документов собран и отдан на рассмотрение комиссии, очень обрадовало мальца, и он радостно, с воодушевлением рассказывал обо всех интересных нюансах своей новой жизни, делился своими впечатлениями. Стал к нормальной жизни возвращаться и Иван. Он уже практически закончил все интересующее его эксперименты над установкой, и также категорично отказывался от сделки по продаже первого экземпляра.
          - Ваня, - как можно мягче в который раз убеждал его директор, - ты совершаешь большую глупость, упорствуя распространению этого поистине революционного устройства! Да никто и не собирается его использовать как-то иначе, что по целевому назначению. Ну, хочешь, они любые гарантии тебе подпишут, а?
          - Не нужны мне их гарантии…
          - Ну, а что тогда выкаблучиваешься? Почему не предоставишь все данные для серийного запуска в изготовление этих устройств?
          - Я предоставлял все данные, - пожал плечами Иван.
          - Ага! Предоставлял! Почему же тогда ни один образец, собранный без твоего участия, не выполняет абсолютно никаких телепортационных функций? По сути: делаем-делаем, а получаем какой-то бестолковый хлам! Ты по-дружески, между нами, можешь мне такой феномен объяснить?
          - Нет.
          - А если (тьфу-тьфу-тьфу три раза) с тобой ещё какая-нибудь неприятность произойдёт? Ты об этом подумал? Человечество же не сможет воспользоваться всеми благами твоего открытия!
          - Подумал. Значит, преждевременно ещё говорить об этом, не доросло человечество до необходимости пользоваться такими игрушками…
          - Это ты так решил? Как закостенелый эгоист?
          - Что Вы! Это закон развития Вселенной. Я тут совершенно ни при чем.
          - Хорошо. Пусть не сейчас. Но кто тогда повторит твоё открытие? Кто даст воспользоваться его плодами остальному человечеству?
          - Не знаю. Но это и не важно. Придет время, и этот человек обязательно появится.
          - Откуда же он появится, если речь идет об уникальном открытии?
          - Вот тут Вы ошибаетесь. Не бывает уникальных открытий. Не сомневайтесь, даже прямо сейчас, на этой планете, как минимум ещё один человек догадывается или знает о принципах работы устройства. Просто возможность реализовать опытный экземпляр сначала появилась у меня, а не у него. Не станет меня - рано или поздно установку соберет и он. Не соберет он, когда-нибудь соберёт третий…
          - Так в том-то всё и дело, что ключевым моментом здесь является "когда"! Вот, что важно для человечества!
          - И снова Вы ошибаетесь, - устало продолжил Иван, - в таких вещах время не имеет никакого значения. И глупо высокопарно ссылаться на различные "хотелки" и нужды всего человечество. Важнее задаться вопросом: а готово ли получить человечество то, что просит-хочет-нуждается?
          - Да ты что, Ваня! Извини, но сейчас это ты ахинею несёшь! Не тебе решать: что человечеству надо, а что нет…
          - У Вас дети есть? Несовершеннолетние?
          - Эммм… Ну да, есть. Младший сын, тринадцать лет. А при чём тут это?
          - А он у Вас просил хоть раз попробовать управлять Вашим автомобилем?
          Директор смутился.
          - Не понимаю, какое это имеет значение… Но… Между нами… Да, конечно, просил, это же пацан, сорванец! Да пару раз давал ему потихоньку поуправлять в поле за городом. Он отлично справился, надеюсь, будет хорошим водителем!
          - Тогда почему же Вы не купите ему сейчас собственный автомобиль?
          - Да ты что такое говоришь! Он же ещё ребенок!
          - Но он же УЖЕ хочет свой автомобиль. По Вашей логике, это для него очень важно, поэтому надо просто взять и наплевать на естественные законы развития, и пойти, немедленно купить ему настоящий автомобиль. "Когда" - очень важный ключевой момент! Чьи слова?
          - Вот станет совершеннолетним, получит водительское удостоверение, тогда и будет "когда"! А ты не смешивай дар Божий с яичницей!
          - Вы меня прекрасно поняли. Дальше нет смысла продолжать разговор.
          - Ну и когда же, по твоему, у человечества наступит "совершеннолетие"?
          - Не "совершеннолетие". А готовность использовать продукт для гармоничного развития, как собственного, так и окружающего мира. Не знаю, но для прибора, который открылся мне, очевидный уровень восприятия другими людьми пока я вижу один - исключительно коммерческий. И мне это не нравится.
          - Ну-у-у! Мало ли, что тебе не нравится! Это всё лирика. И прогресс она не двигает!
          - Лирика очень хорошо помогает взглянуть на вектор движения прогресса со стороны: в каком направлении мы движемся - к звёздам? Или назад, по кругу, к каменным пещерам?
          - Хорошо. Пусть будет так. Но, по твоей логике, незрелое человечество всё-таки получило ядерное оружие! И ведь до сих пор не угробило ни себя, ни окружающий мир! А? Как ты это объяснишь?
          - Во-первых, - невозмутимо ответил Иван, - люди открыли не ядерное оружие, а возможность использования высвобождающейся энергии деления ядра. Которое могло бы очень даже помочь человечеству подняться на новую ступеньку своего развития. Но вместо этого, благодаря всё тем же корыстно заинтересованным личностям, исключительно в их интересах, на базе данного открытия, в первую очередь было создано оружие массового уничтожения, и практически сразу же испытано на живых людях. Те, кто это сделал - являлись преступниками, и совершили самое большое и гнусное военное преступление в истории Земли. А уже потом ядерная энергия была направлена в русло служения науки и людям. Кстати, как бы это парадоксально ни звучало, но я считаю, что именно благодаря развитию и распространению ядерных технологий, человечество до сих пор не самоуничтожилось в ещё более масштабных и беспощадных бойнях…
          - Сделка срывается, Ваня! - устало повысил голос директор. - Ты подумай хорошенько. Просто, как дружеский совет.
          - Забудьте за сделку. Продолжаете работать так, как будто Вы ничего и не слышали об этом устройстве. Просто, как дружеский совет.
          - Смотри, Ваня, ты своим отказом многим людям серьёзно планы портишь. Такое не проходит бесследно. Карму ты свою тоже портишь, судьба воздаст тебе сполна!
          - Посмотрим.
          Долго ждать не пришлось, и, словно в подтверждение директорских слов, беда прилетела откуда не ждал Иван, и с размаху ударила по самому больному месту, по ещё не зажившей ране. Комиссия отказала в прошении на усыновление. Причины указывались всего две: отсутствие собственного жилья, и отсутствие супруги для создания полноценной семьи. Иван в стопорном состоянии долго пытался понять: как такая мелочь может являться отказом проживания Юрки в дедовской квартире? Оказалось, что с точки зрения закона - очень даже может.
          - Я не понимаю, - растерянно тряс Федоров бумажкой перед девушкой из комиссии, - у меня…, у нас есть достаточная по площади квартира, есть пожилой человек, под постоянным присмотром которого будет расти мальчик…
          - Ребёнку, с позиции полноценного естественного развития, - улыбнулась девушка, -нужна забота и воспитание родителями обоих полов, а не только дедушки.
          Юрка воспринял новость крайне нервно, на грани едва сдерживаемой истерики:
          - Но Вы же обещали, дядя Ваня! Вы же слово дали!
          - Дал. И не отказываюсь от него. Откуда же я знал, что для усыновления действуют такие жесткие условия. Но ничего…
          - Не надо больше ничего обещать, дядь Вань! - всхлипывая, закричал мальчик, - Вы становитесь совсем, как мой папка, который только обещать легко мог! Эх, Вы! А я ведь Вам так верил!
          Он соскочил со стульчика, и убежал в другое помещение, громко хлопнув за собой дверью. Через секунду дверь открылась, оттуда выглянула ошарашенная воспитатель, и, увидев остолбеневшего Ивана, не говоря ни слова, снова закрыла. На ключ.
          - Вот и поговорили, - подытожил рассеянно Иван, закрыв лицо ладонью. Это была не просто неудача, это было открытое обвинение, на которое он не знал и не понимал, как и чем ответить. Захлестывающие его чувства растерянности и беспомощности, наконец-то вызвали то особое ощущение злости, когда решения принимаются молниеносно быстро и целенаправленно, разрезая, словно острейшими бритвами, судьбоносное живое.


VI


          - Что это? - сурово спросил Степан Викторович.
          - Заявление. По собственному, - твердо ответил Иван.
          - Ты в могилу меня загнать хочешь? Что опять не так?
          - Всё не так.
          - Ты что, плохо выспался? Или после нападения в себя не пришел? Может в отпуск, а, Вань? На теплый песочек возле свежести моря, под ласковым солнышком. Вот хоть прямо сейчас, а? И бумажку эту мы сейчас порвём, я ничего не видел…
          - Вторую получите от моего адвоката. Решение принято. С завтрашнего дня я здесь больше не появлюсь никогда. Я Вас проинформировал, теперь Вы в курсе. До свидания.
          Иван демонстративно медлил, собирая свои нехитрые пожитки в небольшой рюкзак. Вот почему, когда кто-то нужен, в этот момент человека нет на месте, а в любое другое время он постоянно путается под ногами?
          - Ты что, Федоров, решил тотальную уборку провести?
          - Да, Вить, привет! Ухожу я.
          - Ты знаешь, я даже и не удивлён. Так и думал, что эти дело закончится. Только неужели Викторович заявление подписал?
          - Нет, не подписал. Но я здесь всё равно работать не буду. Слушай, Витька, у меня к тебе последняя дружеская просьба. Помнишь, та мадам, которая сюда приходила…
          - И которой ты сорвал сделку? Ту мадам не только я, её тут все помнят.
          - Ты можешь мне достать её контактный телефон? - прямо спросил Иван.
          - Неужели решился?!
          - У меня другого выхода нет. Я помогу им, они помогут мне. И ещё одному человеку. А может даже и не одному…
          - Такая информация дорогого стоит.
          - Сколько?
          - Давай сделаем так. Когда у тебя дело попрет в гору, ты берешь меня к себе в "упряжку". Договорились?
          - По рукам.
          Получив через несколько дней необходимые цифры телефонного номера, он не торопился со звонком, тщательно прорабатывая каждый свой ход, каждый шаг, каждое слово и действие.
          - Здравствуйте! - спокойно поздоровался Иван, услышав в трубке знакомый голос. - Это Федоров. Иван Федоров. Мы с Вами встречались в лаборатории по поводу моего изобретения. У меня есть предложение. Мы можем снова встретиться и обговорить?
          Женщина не удивилась, но на встрече выглядела настороженно.
          - Если я правильно понимаю, суть Вашего предложения в том, что Вы передумали отказываться от сделки. Но почему мы тогда разговариваем здесь, без Вашего руководителя? Ведь это именно с ним мы обговаривали условия…
          - Степан Викторович больше не мой руководитель, и я в его организации больше не работаю. Не знаю, о чем Вы с ним договаривались, и на каких условиях - мне это не интересно. Я Вам предлагаю приобрести в ООО "Новые технологии" то самое устройство, результаты испытаний которого Вы видели в лаборатории.
          - И Вы организовали своё "ООО", чтобы не делиться со своим руководством? - рассмеялась женщина, - как это банально! А про Вас ещё говорили, что Вам деньги не нужны! Я была права, таких людей не существует! Ваша цена? - резко перешла она на деловой тон.
          - Вот мои условия совершения сделки, - неторопливо Иван положил на столе перед собеседницей заранее подготовленные документы. Та быстро взяла их, и впилась в мелкие строчки беглым взглядом.
          - Но позвольте! - удивленно округлила она глаза, - сумма по контракту в несколько раз выше той, что обсуждалась со Степаном Викторовичем!
          - Ну и что? - пожал плечами Иван.
          - На каком основании???
          - Мне нужна именно эта сумма. И ни копейки меньше.
          - А Вы - нахал, молодой человек! Вы серьёзно думаете, что мы пойдём на сделку на таких чудовищных условиях?
          - О, боже! - Иван обхватил ладонями голову. - До этого момента Вы производили впечатление действительно деловой женщины, способной к обсуждению и решению деловых вопросов. Но, прочитав "по диагонали" моё условие контракта, Вы за долю секунды опустились до уровня базарной торговки, успев оскорбить меня. Что ж. Не буду навязывать Вам более свои услуги. Поищите другого продавца телепорта. К Степану Викторовичу сходите, пусть он Вам поможет или утешит. А я поищу другого, более сговорчивого покупателя. Которому предложу гарантию и сервисное обслуживание на весь срок службы прибора. А также скидку в 25 процентов на приобретение следующей установки, имеющую пропускную способность втрое выше существующей. Прощайте!
          - Вы забываетесь, молодой человек! - моментально "вскипела" дама. - Это именно я согласилась с уговорами Вашего бывшего руководителя ознакомиться с результатами испытаний! И именно я приняла решение пойти на эту сделку, чтобы хоть как-то поддержать так называемую "российскую науку" и дать возможность дальнейшего творческого роста молодым талантливым ученым! И в ответ на это я не намерена выслушивать какие-либо оскорбления, угрозы и ультиматумы в свой адрес, тем более, от Вас! Да никому Ваше изобретение и даром не нужно! Иначе, Вы бы мне не позвонили! О, да! Я теперь поняла! Вас вышвырнули из лаборатории, потому что Степан Викторович вовремя понял, что Вы шарлатан, и пытались всем заморочить голову своей дешевой поделкой! Вы специально устроили целый спектакль, чтобы, как это русские говорят, "набить себе цену"! Но Вы не признаёте фиаско, и пытаетесь продолжить игру со сброшенной маской! Как это подло! Я немедленно распространю информацию в деловых кругах, и никто с Вами даже не pozdorovatsa, а не только poyti na sdelka!
          Под конец тирады, от волнения она сбилась на произношении слов, и с ужасным акцентом, покрасневшая, окончательно стала выглядеть смешно и нелепо.
          Иван в ответ только улыбнулся, молча повернулся и вышел на свежий воздух. На улице он так и не пришел в себя от прошедшей встречи и совершенно не представлял, что делать дальше. Потому что не был готов к такому повороту событий. Но, как бы там ни было - дело сделано. Надо жить дальше, и предпринимать что-то новое. В голову не шло ни единой толковой мысли, поэтому Иван просто отправился домой, чтобы выспаться и принять решение наутро.
          Дед, как обычно, сидел перед телевизором за очередным новостным сюжетом. По сути, это была единственная телепередача, ради которой телевизор включался несколько раз в день.
          - Есть что-то новое? - поинтересовался внук.
          - Да куда там! - отмахнулся старый, - как их притопило - так и успокоились. Вот в молодости моей - каждый день мировая геополитика менялась! И каждый час - всякая шавка из своего угла старалась на весь мир погромче на Россию тявкнуть. Извращенцы разные, всех демократических мастей. А сейчас - гляди-ка, в домишках их теперь рыбы плавают, тесновато им стало на оставшихся крохах сухой землицы. И сразу им Россия нравиться стала. Потому что у нас суши сколько было, почти столько же и осталось.
          Дед был прав. После прошедшей серии мощнейшей в истории человечества вулканической активности, геокарта планеты очень сильно изменилась. Оказалась затоплена значительная часть северо-западных европейских территорий, Ближнего востока, юго-азиатского сектора. Причем, не столько из-за поднятия уровня Мирового океана, сколько из-за понижения высотного уровня больших участков суши. Для огромного конгломерата людей, исторически проживавших на этих территориях, затопление оказалось настоящей катастрофой. Причем, несмотря на то, что изменения происходили не за один день и не за одну ночь, власти, например, многих европейских стран отказывались до самой роковой минуты признавать всем очевидные природные катаклизмы и объявлять чрезвычайное положение, требуя по всем информационным каналам прекратить беспочвенную панику и истерику населения. В результате, огромному количеству семей пришлось экстренно бросать имущество и вещи, буквально за считанные минуты до того, как в их дома хлынула вода, и многие, из-за возникшей давки и суматохи, даже не смогли самостоятельно выбраться из затопляемых районов, появились длинные списки жертв и пропавших без вести. Россия, несмотря на титанические принимаемые меры противостояния затоплению, всё-таки осталась без Калининградской и Ленинградской областей. Город-герой Санкт-Петербург навсегда остался под поверхностью морской глади. С другой стороны, неожиданно резко обмелело Азовское море. И не только Азовское - Крым из полуострова стал полноценной частью материковой суши. Подобные перемены произошли и в Японском море, например, Сахалин перестал быть островом, соединившись широкой полосой с материком. Охотское море практически превратилось во внутреннее, огородившись от океана мощнейшим частоколом поднявшейся и соединившейся в единую цепь Курильской гряды. Аналогичные преобразования коснулись и Японии, все острова которой соединились в единый суперостров, по площади превосходящий Мадагаскар.
          Однако там, где беда пришла в каждый дом, последствия не заставили себя ждать. Людской поток, под действием водного потока, буквально хлынул на другие участки земной тверди. Но далеко не везде пришельцам были рады. В мире не так уж и много мест осталось пригодными для постоянного проживания, и борьба за эти места развернулась нешуточная, не на жизнь, а на смерть, и гуманизм с сентиментальными стенаниями о горькой доли отошел на десятый план, когда дело коснулось личных интересов каждого.
          В Россию основное течение беженцев сформировалось не сразу, слишком долгое время на западе стоял негативный, отталкивающий фон, искусственно очерняющий всё традиционно русское. Потом выяснилось, что в ответ на предложение России об оказании посильной помощи пострадавшим, правящие элиты бывших европейских стран начали ставить довольно странные условия в жесткой ультимативной форме, дескать, в качестве поддержки цивилизованного сообщества и жеста доброй воли, Россия обязана предоставить в своих границах приемлемую территорию для формирования новых европейских государственных образований. Подобные требования вызвали естественную паузу в дипломатических диалогах, но время было не на стороне ультиматчиков, поэтому, несмотря на полуофициальный запрет от своих бывших правительств искать прибежище у русских, многие семьи, отчаявшись найти себе клок земли, всё-таки переступили российскую границу. Вскоре начало приходить понимание, что худо-бедно, без собственной крыши над головой, но жить в России можно, причем, весьма неплохо, поэтому, вслед за простыми переселенцами, к русским начали перебираться целые семейные кланы промышленников и представителей бизнеса. Произошел раскол и в бывшей европейской элите. Многие известные и влиятельные люди заранее выкупили для себя лакомые участки суши на непострадавших от стихии территориях, и теперь были заняты строительством новых жилищ, либо эвакуацией старинных фамильных домов. Другая часть категорически отказалась оставлять нажитые места, тратя чудовищно колоссальные средства для приспосабливания к последствиям природных катаклизмов. Над многоэтажными особняками, садами, лужайками вырастали огромные купольные сооружения из прозрачных материалов, внутри которых устанавливались системы полной автономии на несколько месяцев вперед. Столько пафосных репортажей о "героях, бросивших вызов самой природе" не было, наверное, за всю историю средств массовой информации. О том, как в приливы купола захлестывают надвигающиеся волны почти по самую верхушку, но людям, живущим внутри, на своей земле, ничего не грозит, зато в период отливов вода спадает, и в ясный день можно даже увидеть солнышко, правда, уже отвыкнув от его ласкового тепла. И, несмотря на общий позитивный фон представленной картинки, дед плевался и ворчал о "вурдалаках кровососных, за сотни лет упившихся деньгами людскими со всего мира, и теперь похоронивших себя заживо в гробах-супердомах", дескать, там им, в бывших окрестностях затопленного Лондона, и самое место, остальной мир без них будет только чище. Были и эксцентричные натуры, перебравшиеся с потерянной земли на огромные, набитые роскошью и комфортом трансконтинентальные круизные яхты. "Хозяева морей и океанов", как они скромно именовали сами себя, хвастливо, с непомерным апломбом шлепали заявления о бессилии водной стихии перед их могуществом. Так продолжалось до тех пор, пока один такой "хозяин", в пьяном угаре находясь лично за штурвалом, не налетел на острые подводные скалы, которых, правда, в том районе никогда и не было. Судно, стоимостью сопоставимой с небольшим городом, включая всю необходимую инфраструктуру, настолько быстро пошло ко дну, что спасти удалось немногих, причем пьяного горе-капитана в числе счастливчиков не оказалось. Остальные владельцы аналогичных посудин быстренько повставали на якоря в тихих гаванях, и больше о своём существовании миру не напоминали.
          Богатые толстосумы, решившиеся перебраться в Россию, конечно же, в основной массе первоначально старались прижиться в Москве, но полноценно интегрироваться в жизненный поток этих сумасшедших русских у них так и не получилось. Несмотря на все свои богатства и возможности, им оказалось достаточно сложно конкурировать и бороться за "теплые места под солнцем" с местными влиятельными людьми. Другой уклад и стиль жизнь, другая, чужая культура, чужие люди вокруг, которым громкие, всем известные на западе фамилии ни о чем не говорили, практически нулевые шансы взять в свои руки хоть какие-то значимые рычаги власти в этой стране, и даже добиться прежнего авторитета и влияния на окружающих людей, вскоре вынудили экс-западных миллиардеров-беженцев искать другой способ удовлетворения своего эго. И, разумеется, не в Москве. Среди обширного количества российских городов на бескрайних просторах России, почему-то был выбран именно Волгоград, и туда потянулись многочисленные автофуры со всевозможным содержимым в целях создания в максимально сжатые сроки приемлемых условий для комфортного проживания. За короткое время город сильно преобразился в лучшую сторону. Те старые, давние проблемы крупного областного центра, что назревали из года в год и финансировались по остаточному принципу, вдруг разрешились практически в одночасье. Появились хорошие и качественные дороги и дорожные развязки, значительно возросло качество водоснабжения и водоотведения, работающая с перебоями система центрального отопления вдруг перестала преподносить нежданные "сюрпризы" периодическими поломками, а освещение улиц добралось до самых дальних закоулков и окраин города. И вроде бы все были довольны, всех все устраивало: и властей региона и города, и местные жители ничего против не имели, и приезжие "западники", казалось бы, начали постепенно "врастать" в российский уклад жизни, то есть, вполне успешно продолжили заниматься привычным бизнесом, восстанавливая его из тех остатков, что удалось сохранить, и даже вошли в кое-какие властные структуры, многие начали, ужасно коверкая слова, осваивать русский язык… Но что-то пошло не так. То ли возник какой-то конфликт на почве выделения свободных земельных участков под массовую коттеджную застройку, так как люди с запада привыкли жить в малоэтажных частных домостроениях, и в любой, даже самой просторной квартире многоэтажного дома чувствовали себя неуютно, а власти региона, землю, конечно же дали, но опять же, из-за климатических изменений эти некогда хорошие, плодородные поля вдруг стали заболачиваться после затяжных весенних половодий, а для людей, переживших массовый потоп, любой вид воды приводил в состояние жуткой депрессий и неконтролируемой паники. То ли возникли какие-то препоны по развитию и росту их бизнеса в Волгограде, и даже в СМИ промелькивало несколько репортажей с криминальными разборками. А может ещё что-то, но факт остаётся фактом: началось третье переселение мигрантов, причем в Сибирь, где-то в чистом поле, недалеко от Омска, начал район за районом расти город в типичном западном стиле. И уже не переселенцы, а местные жители окрестных сел и городков начали ездить в новое поселение. Возникла потребность в создании множества рабочих мест по всевозможным специальностям. Рос и развивался бизнес и у "западников", постепенно разрастаясь по всей территории страны. Денежные потоки потекли со всего света в Российскую Федерацию широкой полноводной рекой. И, если раньше было с точностью до наоборот, отток капитала из России достигал в год 300-400 миллиардов, то теперь приток в 600-700 миллиардов считался обыденным явлением. На одном городе приезжие не остановились: слишком большой наплыв беженцев сконцентрировался в этом месте, и вскоре рядом появился второе, а потом и третье поселение. Как это уже не раз бывало в истории России, возник очаг субкультуры из смешанных этнических групп внутри глухой, относительно малонаселенной российской глубинки. Не удивительно, что спустя некоторое время мигранты не просто акклиматизировались в новых условиях, но и стали чувствовать себя вполне комфортно. Было даже интервью с главой крупной немецкой корпорации, переселившимся со всей семьёй в Россию. На вопрос: не жалеет ли он о том, что в вынужденных обстоятельствах приходится тратить здесь, у русских, значительные денежные средства, ответил просто: жалеет только о том, что не сделал это раньше, до переселения, и тогда бы не пришлось создавать всё с нуля в таком бешеном темпе, переплачивая колоссальные деньги за скорость и непрерывность работ, кое-где, иногда, даже в ущерб качеству. Ответ понятен и вывод очевиден: в России можно нормально жить.
          Вот с одним таким представителем экс-западного бизнеса и пришлось столкнуться Ивану. Конечно, он не сидел, сложа руки, и пытался найти других лиц, заинтересованных в его разработке, но без какого-либо коммерческого опыта и практическом отсутствии контактов и связей, дело наглухо застыло в рутинном поиске. Параллельно к этому, Ивану даже в кустарных, домашних условиях удалось получить очень впечатляющие результаты по расширению телепортационного канала, и теперь устойчивая пропускная способность огромных, почти на весь дедовский сарай, рамок возросла до пяти кубометров в секунду. Поэтому, неудача на рыночном фронте хоть и расстраивало его, но это было фоновым огорчением на заднем плане, так как голова была забита более привычными техническими вопросами.
          Ровно через три недели раздался звонок:
          - Иван Федоров? Это Мария Мэйер, корпорация PMI…
          - Одну секунду, я отключу питание установки!
          - Извините, что отвлекаю, я не хотела Вам мешать…
          - Ничего-ничего. Теперь я готов к разговору.
          - Мы с Вам не очень любезно расстались последний раз в кафе. Я так и не дождалась Ваших извинений. По моей информации, у Вас вопрос с реализацией изобретения тоже не решен, Вы не нашли другого покупателя. Успокойтесь, Вы его и не найдёте…
          - Ну, а чего мне беспокоиться? Ведь я же шарлатан и бездарность, Вы меня раскусили. Хорошо, я не буду с Вами спорить и переубеждать. Сейчас закончу работу над очередной подделкой, и продолжу поиск покупателя дальше. Как у нас в России говорят "может быть кому-то и сгодится".
          - Да. Я снова говорила с Вашим прежним руководителем Степаном Викторовичем. Насчет "шарлатана" беру свои слова обратно. Он убедил меня, что Вы настоящий, талантливый ученый. Возможно, действительно, на Вас повлияла травма от нападения. Я хочу знать только одно: зачем Вам понадобилась такая сумма? Это немалые деньги даже для организации, не говоря про физическое лицо…
          - Вообще-то, я предлагал сделку с ООО "Новые технологии".
          - Не смешите меня. Вашему ООО с копеечным капиталом чуть больше месяца, имеет единственного учредителя в Вашем лице. Понятно, что создано специально для нашего диалога. Но я чувствую, что здесь не всё так просто, как кажется. О`кей, скажу откровенно: я готова пойти на сделку, и может быть даже на Ваших условиях. Если Вы также будете откровенны, и поясните: на что собираетесь потратить полученную сумму? Подумайте хорошенько: стоит ли наше сотрудничество Вашего маленького секрета?
          - Да не какой это не секрет, - устало вздохнул Иван, - деньги нужны для строительства… Но не только… Для набора персонала… На содержание… Обеспечение…
          - Вы планируете построить фабрику для промышленного производства Ваших изобретений?
          - Нет, не фабрику. А детский дом…
          - Детский дом???!!!
          - Ну, не совсем типичный детский дом. Это будет, как обычный жилой дом. С квартирами. С детской площадкой во дворе. В квартирах будут жить семьи. С приёмными детишками. То есть, частный семейный детский дом.
          Возникла длительная пауза. Иван даже подумал, что связь разорвалась, и уже хотел положить трубку телефона, но непривычно тихий и далекий голос заставил продолжить разговор.
          - Это очень неожиданно. Надеюсь, что с Вами всё в порядке, и Вы отдаёте отчет своим действиям. Но, простите, зачем Вам, человеку науки и техники, понадобился детский дом? Я не понимаю: какая тут связь?
          - Я обещал. Одному ребенку, мальчику. Что заберу его из детского дома, в котором ему плохо. К сожалению, обстоятельства таковы, что забрать его к себе мне нельзя. Есть ряд ограничений. Но я дал слово, что он будет жить в полноценной семье. С папой и мамой. С братьями и сестрами. Будет воспитываться родителями, уделяющими ему больше внимание, чем он получал в родной семье. Я был в детском доме. Там много таких мальчиков и девочек. А значит, в нашем обществе столько же семей, родителей, которым дети не нужны, потому что им не нужно и не важно будущее этого мира. У них свой маленький мирок, где нет места их ошибкам в виде ненужных детей. И что потом вырастает из выброшенных в раннем детстве из семейной заботы и тепла людей? И это происходит из поколения в поколение, возрастает, как снежный ком, в геометрической прогрессии. Понимаете, внутри нас, казалось бы, цивилизованного сообщества, находится целая социальная прослойка людей, вынужденная жить по принципам дикой природы: "выживает сильнейший, а остальные должны погибнуть". А самое страшное, что людей из остального "цивилизованного мира", такой сложившийся порядок устраивает, и они предпочитают ничего не замечать, несмотря на то, что это может коснуться напрямую любого из них. Для оправдания своей совести, были придуманы государственные детские дома, как фильтры, не допускающие брошенных детей играть и учиться с "цивилизованными" детьми, входить в их семьи. И им плевать, как себя при этом чувствуют ребятишки в этих домах-фильтрах. Всё, что может себе позволить большинство людей в современном обществе - пожалеть таких детей дистанционно, на расстоянии. Я считаю, что это не правильно. Я отдаю себе отчет, что я не смогу изменить этот мир. Но я могу и хочу попробовать сделать всё, что в моих силах.
          На этот раз молчание женщины не было столь долгим.
          - Вы знаете, Иван, мне трудно подбирать слова. Похоже, я в Вас серьёзно ошибалась. Даже и не знаю, что сказать. Мне надо подумать. Давайте, встретимся завтра ещё раз в тот же кафе, в то же время?