Он




…причём, с точки зрения слепой девочки,
лучшим элементом пейзажа являлся сторож,
насиловавший собаку,
на фоне заходящего солнца…

С. А. Ставицкий ("Катаклизмы")



          Он шел не торопясь, отчаянно экономя остатки энергии, переставлял по каменистой почве ослабленные ноголапы, и тяжелый хвост, при каждом шаге, уже не извивался для балансировки как прежде изящно и плавно, а устало тащился позади, поднимая в атмосферу раскалённую пыль, немного спустя нехотя оседавшую на едва видимые отпечатки следов. Никогда ещё не было, чтобы он был так близок к парализующему шоку от острейшей нехватки питания. Слишком долго позволил себе не выходить из упорнейшей борьбы с огромным каменнокожим чёрным зверем-аборигеном, внезапно вынесшего длинное мускулистое тело из межпространственного многоканального портала, расположенного на периферии, в восточной части этого плато.
          Но, тем не менее, это была его работа, приоритетная задача первостепенного уровня, выполнение которой является одним из основных условий его существования. Абориген не был идентифицирован, это существо, возможно, является:
          а) живым фактом одной из непредусмотренных цепочек генетических мутаций, происходящих значительное число поколений;
          б) мифическим персонажем, реликвией так называемого исходного материала, одним из первоначальных объектов, предназначенных в качестве шаблона для заселения и естественного воспроизведения жизненных форм в данном тёмном секторе.
          Основание:
          а) блокада данных инфополя;
          б) отсутствие необходимых данных в инфополе.
          Вывод: из элементарного логического расклада следует очевидное вмешательство инородного разума. Предначального разума. Ибо ни одна присутствующая во вселенной цивилизация, ни в какой форме, ни в прошлом, ни сейчас, ни в будущем, никогда не сумеет даже гипотетически изменить структуру данных инфополя, а тем более увеличить или уничтожить хотя бы абсолютно незначительный объём инфокарты. Блокировка данных инфополя, возможно, будет разработана представителями групп Малого Центра - высочайше интеллектуально развитой цивилизацией, зарождение которой произойдет через два двести шесть тысячных периода пульсации Эндосферы, но не сейчас, в реальном контроле. Нет, скорее всего, это прерогатива тех, кто преднамеренно вызвал неустойчивое состояние процессов, возможно, способствующее возникновению сингулярности, со всеми вытекающими отсюда последствиями, одной из которых, в частности, является само инфополе.
          Сведения о последнем скупы и немногочисленны. Несмотря на то, что пользоваться Полем могли ещё ранние цивилизации, находящиеся на заре зарождения вселенной, бесконечно проводимые исследования не раскрывали полноценную, ясную картину сущности Поля, дающую единую, всё объясняющую, устойчивую рабочую теорию. С момента осознания, возник вполне уместный интерес к данной области бытия, впоследствии, то потухающий вместе с выдохшимися объединениями, то вспыхивающий вновь, подхватываемый новообразованными молодыми конгломератами. Результаты же, более чем скромные. Удалось практически сразу выявить частоту возмущения среды Поля, что позволило найти техническое решение фиксации и обработки получаемой информации. Это всё. Эмпирически, примерно, установлена схема внутренней структуры Поля. Наложение данных соответствует позициям Карты, разделяющим по неизвестной методике блоки запрашиваемой информации. Причём, вариации степени полноты имеют значительный диапазон расхождения. Инфокарта является единственным постоянным элементом инфополя, и используется в качестве универсальной навигационной суперсетки, с ячейками, хранящими базовый, ключевой доступ к практически любым ответам.
          Поле материально. Внешние границы определяются Бесконечным Пределом вселенной. Плотность распределена равномерно. Остаются, конечно же, свойства Поля, до конца, полностью, не объяснимые, но очень широко применяемые:
          а) независимо от места расположения в пространстве приёмника, информация поступает из любой точки вселенной;
          б) отсутствие временных ограничений, за исключением периода ДО и ПОСЛЕ существования вселенной;
          в) получаемые данные дозируются совершенно безвредными для приёмника порциями.
          Чтобы что-то узнать, необходимо корректно, чётко и точно сформулировать интересующий вопрос, активировать мозг в режиме распространения, затем переключиться в режим ожидания. Совершенно элементарные действия. При достаточно развитом мозге, операция происходит не дольше мгновения, а некоторые высокоразвитые представители, пользуются ещё и Картой, тем самым не только значительно ускоряя процесс, но и параллельно отфильтровывают малоценные или лишние данные.
          Наивность первых радостей, при осмыслении возможностей от использования Поля, сменилась серьёзной озадаченностью. Даже имея всего лишь примитивные зачатки мозга - приёмника, получая знания не контролируя операции, а скорее спонтанно (причем, время самой операции растягивалось до огромных величин), большинство индивидов желали узнать всё и сразу. Однако, дальше этих безразмерных желаний, дело не пошло. Так был открыт Великий Закон Естественного Прогресса. Суть проста: ответ порождается вопросом, задавая который, нужно полностью ясно осмыслить интересующий фактор, включая базовые причины, взаимосвязь всех логических корней, выявившие точку неизвестности. Только так возникнет ключевой принцип понимания ответа. Ни одно живое существо не способно, перепрыгнув через три ступеньки - вопроса, понять ответ на неустановленный четвёртый.
          Тем не менее, без существования инфополя, скорость саморазвития уменьшилась бы на несколько порядков. Доказательство очевидно, сравнив темп прогресса цивилизаций:
          а) не обладающих доступом к Полю;
          б) начавших его освоение;
          в) пользующихся длительный период;
          г) пользующихся с момента своего возникновения.
          Он принадлежал к Народу третьего типа. Это давало право не удивляться, даже сталкиваясь с наиболее невероятными и необъяснимыми вещами; всё равно, через относительно небольшой промежуток времени, всё разложится по полочкам, расставится по своим местам, будет жёстко втиснуто в рамки стандартов, формул, терминов, теорий, и намертво закреплено обнаружившимися доказательствами и фактами.
          Однако же, в данном случае, тщательное сканирование данных открыло настолько неожиданный результат, что на короткое время частично прекратило потоки эвристической деятельности. Любое живое существо, едва только проявив признаки своей жизнедеятельности, уже имеет полномасштабный комплексную информацию не просто о себе, но и о факторах и степенях влияния на других существ.
          Предположение: объект до настоящего времени находился в деактивированном состоянии, не давая материального контакта с окружающим миром.
          Достоверность: максимально отрицательная.
          Основная рабочая теория: объект создан Ими, но по неустановленной причине, не послужил исходным, живым "генератором", воспроизводящем формы жизни своего вида.
          Основание: одна из вспомогательных теорий, сассемблированная на основе многочисленных косвенных фактов, выявленных за всю историю существования вселенной. Ни единого прямого подтверждения, только горы предположений, не позволяющие такой замечательной теории перейти в разряд рабочих. Да, это так, он знал, никогда прямого контакта с Ними не было и не будет.
          Вопрос 1: почему абориген даже элементарно не расклонировался, пусть имея сбой системы размножения?
          Вопрос 2: учитывая предыдущий вопрос, почему активизировался именно сейчас?
          То, что это абориген, сомнений не вызывало. Данные предварительного экспресс-анализа показали вполне ординарное молекулярное строение тела. Базой послужила явно местная материя. Кроме того, тварь отлично приспособлена к здешним условиям. Уверенно, применяя антигравитацию, мощное тело скользило над поверхностью земли, словно хозяин, вернувшийся на свою территорию после долгого отсутствия.
          Внешние параметры зверя определённо внушали ему уважение. По сравнению с этой громадой, он казался себе букашкой. Разница в весе отличалась более чем в двести пятьдесят раз. Судя по форме челюстей - хищник. Весьма немаловажное значение.
          Вопрос: кто мог бы служить пищей во внутренней части пустынного сектора? Кого должны разрывать зубы такой величины?
          Он просканировал классификационный каталог обитателей данного мира, но не обнаружил достойных кандидатур. Сплошная мелочь. Впрочем, сейчас это не имеет принципиального значения. Сброс последнего вопроса.
          Решение: блокировка объекта, с последующей изоляцией и консервацией.
          Цель: проведение детального исследования объекта для сбора максимума данных, восполняющих информационный пробел.
          Предварительный рапорт был тут же, согласно Инструкции, отослан в Центр. Пришло время действовать.
          Краткий рекогносцировочный анализ ситуации: методы защиты и нападения неизвестны. Необходимо опытное определение.
          На ловушку-контейнер ушло девять процентов энергии. Работа навигационных систем, трансфокация, объект в пределах поражения. Расстояние между ними стремительно сокращалось. Ловушка активировалась, взяла курс на приближающееся животное. Всё очень просто, банально и технично. Зверь, либо в упор не замечал, либо упрямо игнорировал надвигающуюся опасность. Это насторожило его.
          Вопрос: достаточна ли сейчас мощность поля задерживающего устройства для удержания объекта?
          Ответ: нет, произойдет коллапсирующее снятие блокады устройства.
          Есть над чем задуматься. Он не стал полагаться на автоматику, и отменил принятое было решение о немедленном возврате на базу. В этом спектакле явно требовалось и его персональное участие.
          Через миг жертва оказалась в зоне досягаемости ловушки, и по чёрной туше расползлись сверкающие пятна силовых полей. Инерция живой биомассы, скорость - вязко погасились. Видимо ничего не поняв, зверь замер, вдруг резко изогнулся, дёрнулся, развернув тело под немыслимым углом, и снова замер. Ждать пришлось немного дольше, чем он думал. Но вот мираж покоя сменился увеличивающейся амплитудой вибрации туловища, головы, хвоста, массивных конечностей. Он не знал резонансного порога этого организма, но он восхищался им. Великолепно. Такие сотрясения не могла бы выдержать ни одна живая плоть. Что происходит? Тотальная перестройка внутренних органов? Спокойные, однотонные цвета полей свидетельствовали об отсутствии попыток вырваться из плена. А когда вибрация усилилась до слияния выступающих частей тела в единое веретенообразное целое, объект... исчез. Резкая звуковая волна от схлопнувшихся полей оглушительно ударила по его сверхчувствительным колебательным мембранам, и, если бы не вовремя включилась аварийное отключение звукоподачи, понадобилось бы восстановление слухового аппарата хирургическим путём (с затратой уймы времени и частичной неработоспособностью). Но она, как и должно быть, включилась когда нужно. Мда.
          Датчики бесстрастно зафиксировали справа неуловимое движение. Недалеко от него, прямо в воздухе, неожиданно возник зверь, и, как ни в чём не бывало, продолжил путь в своём зверином направлении. Безмятежно нагло и красиво.
          Дубль второй. Он перекинул ловушке двадцать пять процентов оставшейся энергии, затем плавно, мягко проваливаясь в песок, догнал объект и остановился неподалёку от полуоткрытой пасти. Только что свершившийся факт стал ему настолько интересен, что последовало решение о наблюдении и тщательной дискретизации процесса с максимально близкого расстояния.
          Пятна, торможение, покой. Наверное, минула вечность, прежде чем проявились первые признаки вибрации. Увеличенная мощность силовых полей делала своё дело, животное явно затруднялось войти в нужный, испытанный режим. Объём внутри энергетического кокона насквозь пронзился жесточайшим излучением, каждое движение заключенного в нём порождалось невероятным усилием. И всё-таки постепенно, очень постепенно, переставали различаться чёткие контуры тела. Когда же, по его мнению, приблизился критический момент, он спокойно добавил ещё пятьдесят процентов. Практически сразу после этого сотрясения пропали, пленник медленно повернул голову в его сторону. Если бы у него присутствовали органы зрения, он увидел бы в глазах аборигена появившиеся волны ярости. Вдруг, бросок, распрямившееся во всю длину тело хищника, и сумасшедшее давление полей вокруг него. Атака?! Тварь разумна?!!!
          Всё-таки, сила челюстных мышц вызывает нездоровую зависть. Но необходимо выбраться отсюда. Двигатели помогли оставшейся свободной руколапе занять рабочее положение, бесшумно выстрелила десятком локальных гипотрофирующих капсул пушка, преодолевшим одностороннюю защиту полей и резво отскочившим от шкуры агрессора, как горох от кирпичной стены. Он не боялся быть раздавленным, индивидуальное защитное поле по своим максимальным характеристикам способно выдержать куда как более тяжелый прессинг, и ради забавы возник вопрос: насколько крепки зубы и мышцы, чтобы при непрекращающемся сопротивлении совокупности силовых оболочек продолжать удерживать его? Нет, ответ обязательно нужно получить естественным путём, безо всяких информационных шпаргалок! Это, конечно, сильное существо, но ведь любая мускульная сила переходит, рано или поздно, грань физической усталости. По очевидному предположению, учитывая действующие обстоятельства, абориген должен сдаться через несколько мгновений. Что ж, он, без удовольствия, правда, но со злорадным предвкушением скорой победы, немного подождёт, время терпит.
          Но ожидание немного затянулось. Ладно, пусть не выпустит полностью, так вот-вот дрогнет и уступит внешнему давлению. И словно подтверждая его мысли, а может ему просто показалось, закаменевшая пасть слегка шевельнулась. Нет, она, наверное, настолько плавно и медленно открывается, что он не в состоянии как-либо зафиксировать это. А база никуда не убежит, он вернётся туда сразу же, только покончит с неизвестным нежданным существом.
          Он совершенно успокоился, осознав, что имеет достаточно свободного времени и больше некуда спешить; и даже вынужденное стиснение не вызывало раздражение. Он бездействовал, и этим наслаждался. Зверь, казалось, и не думал выпускать добычу, что ж, это вполне справедливо полученная добыча. Надо было учитывать все возможные варианты развития событий, а теперь - расплачиваться за допущенные проступки.
          Ожидание затянулось, и он неосознанно немного расслабился. Слишком уж затянувшийся получился интерес. А впереди ещё столько невыполненных операций! Но надо ждать…
          И тут он уловил, наконец, уже порядком витающую, но не сформулированную крамольную мысль: а так ли нужен ли ему этот зверь? И не успел он полностью удивиться, и проанализировать источник её появления (никогда, даже при выполнении самых тяжёлых и сложных задач с ним ничего подобного не приключалось), как хлынул целый прилив уважения к своей жертве. И непонятно, кто на самом деле является жертвой. Вдруг, он испытал новое, незнакомое ему ощущение. Как он поступил? Встретил неопознанное животное, столкнулся с Подтверждением, а потом решил поместить объект на хранение в контейнер. Существо, обладающее, по-видимому, зачатками разума, разве достойно подвергнуться консервации, как мелкая ординарная зверушка? Конечно нет! Раз он пленил аборигена, то почему абориген не вправе пленить его? Очень даже вправе! А вот если он снимет силовые экраны и бескорыстно отпустит этого достойного жителя (ведь можно ничего не делать, достаточно лишь дать краткий мысленный приказ), то и от аборигена тоже...
          Красная лампочка долго не замечаемой опасности, наконец-то остро привлекла внимание в его монологичной цепочке рассуждений. Тварь пробивала его сознание мощнейшими гипноимпульсами, а он, посланник древней цивилизации, достижения которой стали образцом, стандартом и нормой жизни для всех периферийных галактик той части вселенной; он, несущий в себе великое знание и мощь своего Народа, имеющий такую степень индивидуальной защиты, что ему могли позавидовать и некоторые Группы, стоящие на довольно высокой ступени развития, попался, словно примитивнейшее беззащитное существо, обладающее лишь основными признаками нервной деятельности. Хотя, откровенно говоря, у него отсутствовала защита подобного рода по той простой причине, что обладатели таких свойств считались живыми уникумами, исключениями из общих правил, действия каждого были подконтрольны, и поэтому создание и включение данных функций в систему самозащиты до текущего момента не требовалось.
          И всё же, несмотря на восприимчивость сознания, его разум устоял перед столь необычной внешней интервенцией на свою заповедную территорию мышления. Не по удаву попался кролик. Но с этой позиции, время работало уже против него. Система мозгов продолжала свою деятельность чётко и слаженно. Хватит идиотских ошибок. Аварийная телепортация неосуществима: резким сдвигом окружающей пространственной материи у аборигена снесло бы полчерепа. Из всех существующих возможностей необходимо использовать наиболее эффективную, пропорционально сочетающеюся с минимальными энергопотерями. Он и так исчерпал практически весь объём свободной энергии, нетронутым остался лишь уровень Резервного Запаса и внутренней системы жизнеобеспечения. Механические воздействия также нереальны, потому что:
          а) на подвижных конечностях (правая руколапа и хвост) нет достаточно длинных буровых щупов;
          б) не установлена внутренняя природа объекта. Предпочтительно не предпринимать попытки прямого контакта без соответствующего полного комплекса мер безопасности.
          Идея оглушительнейшего электроудара с кончика хвоста пресеклась в корне.
          Нет, он не будет больше искать самый лучший вариант, а пойдёт по максимуму. Энергия - большая ценность, но время теперь - ещё большая.
          Вопрос: местоположение у объекта сверхчувствительных внешних точек, не расположенных на жизненно важных органах?
          Решение: произвести внезапный плазменный удар-касание сенсорных участков покрова тела объекта.
          Цель 1: достижение шокирующего болевого эффекта, позволяющего переключить внимание объекта с добычи на место локального физического поражения.
          Цель 2: используя в качестве отвлекающего манёвра цель 1 выполнить самоосвобождение и покинуть зону, доступную агрессии объекта.
          Проснулась автоматика. Подчиняясь оптимальному варианту программы, активировались плазмогенераторы. Давненько не приходилось ими пользоваться. Система наведения известила коротким импульсом во вторичный вспомогательный мозг о полной готовности. Структура силовой блокады ловушки, в зоне намеченного очага поражения, перестроилась по соответствующим параметрам работы.
          Сделав ещё один анализ сложившейся ситуации, он принял решение произвести два выстрела. Первый, пробный, был направлен вдоль одного из распластанных щупалец: от окончания к месту плавного сочленения с туловищем. Как ему казалось, веерный режим принесёт наиболее лучший эффект, и множество узеньких потоков миллионноградусного вещества устремились вниз, опаливая до угольной черноты живую плоть, плавили и испаряли каменистую твёрдую почву, надолго сохраняя причудливо изогнутый контур пострадавшей конечности аборигена. Последовавшая реакция принесла совершенно другой результат по отношению к ожидаемому. Объект резко вздрогнул, обожжённое щупальце, змеясь, переместилось подальше от раздражителя, а два других, с левой стороны тела, с силой обвили его свободные конечности. Челюсти, вопреки ожиданию, не разомкнулись, а наоборот, давление зубов увеличилось в несколько раз.
          Вот он, очередной решающий момент в его жизни. Не так уж часто требовалось от него идти ва-банк. За это качество и уважал себя. Остальное - прилагаемые детали быта, мелочь. Настоящие препятствия встречаются редко, главное - их распознать и достойно преодолеть.
          Энергии осталось лишь на второй, последний краткий всплеск плазмы. Если ничего не получится - не на что будет выполнить даже операцию самоконсервации. Разве что включится аварийный маячок. А в анабиозном состоянии, без тех минимально необходимых крох питания, выйдут из строя все внешние органы, потом внутренние, потом, один за другим, мозги второстепенной, Функциональной Подсистемы, и, печальным финишем - мозги Центральной Подсистемы Управления. Конечно, впоследствии, независимо от того, насколько быстро подоспеет помощь, всё его тело будет восстановлено, но при следующей активации Системы Управления, нет никакой гарантии, что он останется прежней личностью.
          Итак, остаётся надеяться, что с регенерацией у твари полный порядок. Если нет - ей же хуже. В любом случае, живая или мёртвая, она будет ценным материалом для исследования.
          В самый последний момент он, вдруг, отменил принятое решение. Ход мыслей открыл новый неожиданный поворот событий. Семьдесят процентов оставшейся энергии ушло на очень мощный и кратковременный взрыв незначительной части неизрасходованной раскалённой материи, сконцентрированно направленный прямо в глубь раззявленной пасти...
          Спружинившее поле ловушки упруго вытолкнуло его на запылённую землю, и подгоняемый несущимся вслед рёвом аборигена, дал приказ о включении, приостановленной было, завершающей стадии блокировочной программы контейнера. Вся лицевая часть заключённого существа была забрызгана каким-то светлым, блестящим веществом, похоже, это кислотный синтез. Вскоре объект исчез из области наблюдения. Матовая поверхность окончательно сформировавшегося контейнера является непроницаемой для всех видов излучения. Лишь чуткие датчики свидетельствовали о наличии продолжающейся жизнедеятельности пойманного существа, и внутренняя автоматика приступила к выполнению тотальной консервации объекта. В каком бы состоянии абориген сейчас не был, в таком он и достанется Группе по Исследованию Инородных Разумных Форм.
          Сбережённой энергии вполне хватило бы на аварийное мгновенное перемещение к базе, но он предпочёл использовать допотопный, примитивный метод движения. Сообщив в тщательно составленном отчёте о проделанной работе, не спеша отправился в недолгий путь. Почему так - он и сам не мог дать логичный ответ, да и не пытался задаться этим вопросом. Миг схватки взорвал привычную тишину его покоя. Наверное, при столкновении всё-таки произошел какой-то сбой в его объективно составленной рациональной программе действий. А может быть и нет. Гигантский солнечный диск навис над ровной линией горизонта, спектрально окрасив небольшую гряду облаков в розовато-фиолетовый цвет. Появились первые признаки приближающейся песчаной бури. Природные катаклизмы - это красиво и естественно. База уже выслала помощь, перед ним, на фоне солнца, возникли тени членов Группы Спасения. Застоявшаяся жара медленно погружалась в ночь. Смеркалось.


          Понедельник прошел на удивление легко и без проблем. Как он сегодня умудрился остаться человеком без вины, никому, ничего не задолжавшим? Совершенно непонятно. Сенсация, однако. К тому же, этим дело не закончилось, и весь период спокойного вечера оказался в его полном распоряжении.
          Тихая, спокойная музыка, свободный полёт тяжёлых мыслей, сон на грани яви из-за резких посторонних уличных шумов - более чем достаточно для долгожданного отдыха.
          Может быть, кому-то вполне хватает пятнадцати-двадцати минут одиночества, кому-то больше, полчаса или час, ему же, как минимум, нужно двенадцать часов, чтобы никого не видеть, не слышать, как следует забыться, в попытке уменьшить стресс от вынужденных коммуникационных связей с человеческим сообществом. Иного пути нет, только так. Иногда всплывал вопрос: что его удерживает от наиболее полной самоизоляции? Сильны социальные нити? Возможность использования необходимой технической поддержки для его творческой работы? Консерватизм? Или, чёрт возьми, банальный быт? Хоть и не верилось, но допускался риск: в противном случае - потеряться. Хотя, может и не так страшна деградация, как её малюют? А что плохого в психушке? Ешь и пей, никто тебя не тереблет, жри себе таблетки спокойно, и плевать на все заботы. "Но там же ещё и психи! Попробуй, проверь, какую спокойную жизнь они тебе устроят! И кто сказал, что в психушке тишина, и нет никаких криков и стонов? Кто сказал, что там нет погоняющих санитаров и занудливых докторов? Куда не кинь, в этом мире всюду клин. А кто сказал, что жизнь - это радость? Жизнь - это пожизненное наказание и ссылка из мира покоя и гробовой тишины" Но мелодичные волны не гасли, а накатывали, накатывали, и вместе с этими волнами он буквально впитывал, словно досуха выжатая губка, утраченную за последнее время энергию. Понемногу напряжение отпускало, и он окончательно провалился в чёрный, глубокий сон без каких-либо сновидений.
          Сигнал таймера заставил его пробудиться, и он, чувствуя исчезающие остатки сонного состояния, с изумлением не обнаружил обычный признак протеста, выражающийся кратким обречённым вздохом.
          А за окном вовсю, молодыми листочками, шумела весна. Оживающая после зимнего дрёма жизнь мощно набирала обороты. Один щебет птиц чего стоит, не говоря уже про свежий душистый ветер.
          - Тук, тук, к вам можно? Сейчас расскажу анекдот, обхохочешься. Сидели два еврея…
          Если с утра и появилось хоть какое-то НЕ ОТРИЦАТЕЛЬНОЕ настроение, то под этим безостановочным словесным напором растворилось полностью, как его и не было. И снова мрачно, очень мрачно.
          - …Сказал второй еврей и спрятал пилу.
          - Ты знал?!!
          - Ну да, ты же раньше уже рассказывал.
          - Я не рассказывал! - обиженное выражение лица, - Я сам его только вчера вечером услышал!
          - Да чёрт с ним.
          - А кто тебе мог рассказать? Новейший прикол! Круто они, да? А как он его?! Ха-ха! Что-то ты неважно выглядишь, мрачный какой-то. А-а, - понимающе, - я и сам вчера немного того…
          Далее последовал недвусмысленный выразительный жест.
          Что может быть хуже соседа? Пожар? В материальном плане, конечно, даст фору. Потеря личного удостоверения? Но здесь - касательно времени. Кирпич на голову? Зато, сразу ничего не почувствуешь. Вот она - цена вчерашней идиллии!
          - А говорил, не пьёшь! Э-э, - хитро прищурясь,- бурная ночка?
          Ещё один выразительный жест.
          - Как её зовут?
          - Тебе-то что?
          - Мне-то ничего. Но это правильно, я тебе давно хотел сказать… - Авторитетно, левая рука в кармане, жестикулируя правой. - Без баб-то, знаешь, тоскливо… А я, сколько живу, не видел, чтобы ты… Так ведь сам бог велел: плодитесь, говорит, и размножайтесь!
          Радостный хлопок в ладоши.
          Он вздохнул, и нежданно нараспев произнёс:
                    Печален и полон бабий катарсис,
                    Непреходящее бремя заботин,
                    Пьяная радость (гы-гы). Явился под утро,
                    И, как обычно, вонюч был и потен.
          Гость нахмурился:
          - Эттыкчему?
          - Ну, о бабах же речь? Так, шутка. Директива тебе, значит, известна, а план нарушаешь.
          - Какой план? - круглые, удивлённые глаза.
          - Как какой? По самораскопированию!
          - Никакого я плана не нарушал! Я вольный человек, что хочу, то и ворочу! Это уголовно не наказуемо! Я и так, холостяцких, знаешь сколько заплатил?! А тебе жениться надо, ты ещё молодой. Тогда и узнаешь…
          - Извини, я на работу опаздываю.
          - Я тебя подвезу, всё равно нам по пути.
          - Да нет, спасибо, мне нужно ещё письмо отправить.
          - Притормозим у ближайшего ящика.
          Три раза чёрт. Это всего лишь доброжелательный человек. Сам виноват, что такая слабая отговорка. Ляпнул первое пришедшее в голову. Осторожнее. Но можно воспользоваться фантазией соседа.
          - Ты меня не правильно понял. Мне сейчас необходимо встретиться с одним человеком.
          Похабная улыбочка.
          - Так бы сразу и сказал. А то заморочил мне мозги: мне нужно, мне необходимо, понимаешь! - Властно тыкая пальцем ему в грудь, - слушайся меня, и всё будет как надо! Мне ведь многие завидуют! Ну ладно, до вечера!
          Как приятно видеть дверь, закрывающуюся за уходящим говорящим раздражителем! Как чудесно просто, на мгновение, остаться в восстановившейся тишине!
          А теперь - все мысли прочь. Задача, над которой он бился уже третий день, должна занять весь предоставленный свободный объём внимания. Где-то существовала невидимая ошибка, скорее всего мелочь, но искажающая всю общую картину до неузнаваемости. Ответ находится рядом, интуитивно это ощущалось, но сознание упорно не могло его зафиксировать. Он откинулся на спинку стула, пытаясь войти в состояние прострации. А что ещё оставалось делать, если получившийся дефект два дня логическими изысканиями не удалось обнаружить? Но ничего похожего на подсказку, на ум так и не пришло.
          Хорошо. Спокойно, ещё раз. Снова разбил листинг на короткие смысловые блоки. Тщательно, строчку за строчкой, просмотрел каждый - порядок. Вспомогательные модули - аналогично. Теперь, самое главное - логическая рабочая связка. Часы пролетели минутами, а результат остался прежним. Где возникла ошибка? Вот здесь. Значит первые три блока идут ровно… А если заменить пятый вычислительный модуль на дополнительный обнуляющий? Что это даст? Гарантию того… Боги! Незрячий глупец! Ответ же очевиден! Ложные флажки! Как дурак, использовал маленькие, незаметные, ничего незначащие ложные флажки вторично! Идиот!!! Перелопатил заново все тридцать шесть вспомогательных и два основных блока, а на локальную фиксацию группы целевых переменных даже не посмотрел!
          Он восстановил исходный вид программы. Переобозначил ложные флажки на соответствующие переменные и попутно перекинул несколько дополнительных модулей на новые места. Проверка - работает. Испытание первое - прошло. И второе, и третье. Нормально. Небольшая обкатка. Без сбоев. Очень хорошо. Вовремя. Финиш.
          - Поздравляю!
          - С чем?
          - Я и не сомневался, что ты справишься.
          - Я тоже.
          - Кофе будешь?
          Он вспомнил о соседе.
          - Давай.
          - Как обычно?
          Это уже, скорее, риторический вопрос. Отвечать не было ни нужды, ни желания.
          - Мне тоже нравится чёрный. Почему ты не уйдешь оттуда?
          - Не знаю. Надо же на что-то жить.
          - Да, но не обязательно жить только этим. У тебя ведь есть собственные наработки. Могу, если хочешь, привести в пример себя.
          - Ты - творец. Люди увидели твой свет, и пошли к тебе. Они хотят стабильность, качественную реальность, которую ты щедро даёшь им. И они это ценят.
          - Ерунда. Это не они ценят, это я оцениваю.
          - Неважно. Главное - тебя увидели и признали.
          - Повезло, наверное. Но, если б я в своё время не пошевелился - этого бы везения не было.
          - Вот и вся разница. Я не хочу шевелиться, не могу отдать им на растерзание даже часть своего детища. Зелено больно, никому не нужно и беззащитно!
          - Это техническое различие. Наивный самообман. Я не шучу. Сначала мне тоже так мнилось. Только сделав первый шаг, я увидел свой страх такой, какой он есть, в натуральную величину. Поверь, потом очень долго смеялся над своими вымышленными тенями. Знаю, что сейчас не переубежу тебя, но в качестве первоначального импульса могу предложить свою помощь.
          Да, он не переменил свою точку зрения. А разве можно было ожидать от него чего-то другого? Его вполне устраивало существующее положение вещей. У него были:
          а) жилище - его крепость, в которой можно укрыться от непогоды и суеты;
          б) официальная работа - кормушка и ширмочка, которой добровольно уделялся значительный объём имеющегося времени;
          в) и наконец, его личная невыполнимая задача, та, к которой ещё продолжал ровно тлеть единожды зажжённый огонёк интереса, которую он сам поставил перед собой непреодолимой стеной. И смысл дальнейшей жизни теперь узко упёрся в рамки сокрушения этого дурацкого препятствия.
          Иногда его, правда, мучил один маленький вопрос. Что даст решение этой задачи? В рациональном аспекте - ничего. В эмоциональном - он сделал это. Ну, допустим, победил, дошёл-таки до границы горизонта, молодец, поуважал себя немного, а дальше-то что? Очередные высокие скалы? Чёрт его знает? И возразить особо нечего?
          Но и по тормозам он дать не мог. Почему? Потому что их нет. Голова упорно работала в случайно заданном направлении. Мысли циклически самостоятельно возвращались к нерешённой проблеме.
          Ночь. Работа. День. Работа. Вечер. Задача. Утро. Работа. День. Задача. Ночь. Работа. Утро. Задача. Сосед. Еда, кстати.
          - Ты не знаешь другой жизни.
          Пауза.
          - А вдруг это и есть твоё пресловутое личное предназначение?
          Пауза. Тяжёлый вздох.
          - Определись:
          а) выкинь всё из головы, притворись и живи ординарным членом общества;
          б) смирись. Махни рукой, приспособься, живи, как живётся.
          Как легче?
          Никак. Кривая завела, пусть сама и выводит. У него лишь оставалась одна надежда - когда-нибудь ему всё надоест.
          - Эй, сосед! Пиво пить будешь? Ну, что ты опять это дерьмо слушаешь? Надо слушать шансон, это я тебе говорю! Э-э, опять смурной, и нос повесил! Какой-то ты не такой. Помирать, что ли собрался? Надо быть оптимистом, понимаешь? Расслабься, будь самим собой! Ну, что ты молчишь?!
          Будь самим собой, будь самим собой, будь самим собой, БУДЬСАМИМСОБОЙ. КАК ЭТО??? Он ведь и так есть сам собой. Что ещё от него нужно этому прилипчивому человеку?!! Как объяснить этой ходячей пивной бочке, что он тот, кто он есть, что сейчас на нём нет личины, что наоборот, если пивное брюхо хочет увидеть другую личность, то он вынужден будет притвориться этой самой личностью. Скрепя сердцем надевать чью-то чужую отвратительную маску, через силу входить в ожидаемую роль, подстраиваться под тошнотворную волну всеобщего настроения…
          Но он не мазохист и не будет насиловать себя. Гораздо проще послать недоумка в одном всем известном направлении, куда он и ему подобные просто обречены бегать мало не ежесекундно.
          - Что ты на меня зенки-то таращишь?!! Или я не прав?
          Только в этот момент он обнаружил, что давно предельно чётко излагает мысли вслух. А потом заметил новый, непривычный элемент данной сценки - лицо соседа вытянулось до неузнаваемости, челюсть беззвучно отвисла вниз, веки с короткими ресницами часто закрывали навыкате глаза. Представший перед ним наглядный эффект его слов мгновенно испарил досуха всю, переливающуюся через края, чашу гнева, и, сколь он не удерживал себя, но внезапно-таки громко рассмеялся прямо в растерянную физиономию своего обидчика.
          Видя такой поворот событий, соседа хватило лишь на то, чтобы покрутить указательным пальцем у своего виска, закрыть рот, и благоразумно покинуть дом, не произнеся ни единого слова.
          В голове пустота - на уровне абсолюта. Ещё долгое время его периодически сотрясали взрывы неуёмного хохота, до слёз. На сегодня сверхсрочных дел не было, да и ничего не хотелось делать. Почему бы и не посмеяться в своё удовольствие?
          Сигнал таймера зазвенел ровно в положенное время. На работу - как на праздник. Черепная коробка, казалось, доверху забита ватой и немного увеличилась в размерах. Голова гудела, как старый медный котелок на сильном ветру. Наверное, примерно так и чувствуется похмелье. Неужели, это всё - с вечернего крепкого чая?
          Но ветер - не такая уж и плохая штука. И дождь - тоже. Хорошо.
          - Ты сделал модуль генеративности синусоидальных преобразований?
          - Пока нет. Нужно ещё немного времени - я мобилизировал все свободные ресурсы, работаю почти круглые сутки. Когда занимаешься только чем-то одним - правильное решение находится быстро.
          - Я знаю, но ждать, когда тебе в голову стукнет готовенький ответ - больше не могу. Сворачивай свою деятельность и отдавай проект Василию.
          - Но ведь проект - в стадии завершения! Я выполнил практически все его составные части, осталась лишь сущая малость – этот модуль, локальные реляционные соединения и, собственно, шлифовка!
          - Это неважно. Займись задачей Петра - помоги ему найти ошибку, а то он уже вторую неделю на месте топчется.
          Его, вдруг, опять охватило веселье. Проект он изначально делал сам, а значит, фактически, под себя, а это, в свою очередь означает, что листинг, не говоря уже о назначении всех используемых рычагов программного комплекса, на данный момент полностью читабелен и понятен только для него. Цепь замыкается, и всё становится на круги своя. Сейчас, он совершенно точно знал, что без тотальной корректировки (то есть, полной замены почти всех его наработок на посторонние) другим участником, скорое создание полностью работоспособного проекта - невозможно. Конечно, шеф знает об этом, но если упорно хочет сэкономить на времени - то является самым обыкновенным глупцом и дураком. А за это уже надо платить. Ради чего весь сыр-бор? Времени? Правильно. Но платить придется уже как минимум по двойному тарифу - всё зависит от уровня сообразительности. Вердикт вынесен и обжалованию не подлежит. Единственное, что смущало его - ковыряние в чужом продукте. Хуже зубной боли. Снова перестраивать сознание на чужие мысли, чужую логику… Однако, приказ - есть приказ. Имея кое-какой опыт общения с начальством, он научился своевременно держать язык за зубами.
          - Хорошо, сегодня же начну, - он смиренно отвёл взгляд в угол, изо всех сил пытаясь погасить затрепетавшую было улыбку.
          Безусловно, будь он на месте своего патрона, тоже бы откровенно удивился сговорчивости подчинённого - слишком быстро и легко сдался и согласился с первым предложенным делом. Видно, руководство успело набить шишки при общении с ним. А с другой стороны, задача Петра - далеко не самое тяжелое задание.
          В глазках шефа по нарастающей просыпалась подозрительность, он суетливо оглядел его, но зацепиться с претензией на достойное возражение так и не удалось.
          - Ладно, иди, агнец.
          Боги, как же здесь всё непонятно и запутано, чёрт! Задачка - так себе, средненького уровня сложности: создание модельного имитатора четырёхмерного процесса функционирования зондосигнального аппарата вспомогательной поддержки какого-то там навороченного агрегата; для чего предназначенного - военная тайна. Кажется, над этим проектом работает группа Иванова. Да, такие ребята из-за всякой ерунды даже близко мараться не станут. Той груде извилин на меню что-нибудь посерьезней подавай. Забавно. Надо же, глухой ящик, а привет новичку передал. Чем-то удалось выделиться парню. Заметили, оценили. Он посмотрел на Петра с уважением.
          - Стоп! Вот здесь, по сценарию, должна произойти блокировка корректорных дюз, объекту нужно уже строго держать пространственно-ориентированную позицию. На самом деле, дюзы не только не блокируются, но и начинают усиленно разворачивать устройство по двум ортам под углом от семидесяти трех до семидесяти восьми градусов от заданного положения: каждый раз по-разному, видите? Дальше я пока не проработал.
          Ладненько. Значит, вот эта процедурка отвечает за действия основных двигателей. Вот эта группка - некоторые встроенные технические функции аппарата, на них ссылок нет. Хорошо. А вот и вспомогательный блокировочный модуль. Несколько процедур, кучка функций, гора переменных. Где тут тот угол, от которого нужно плясать? Чёрт, как неохота залазить в эту интеллектуальную блевотину! Пора сделать что-нибудь умное, организовать научный подход к делу, что ли: например, применить метод дедукции или что-то в этом роде. В голове назойливо вертелась фраза про дураков, и про работу, которая их то ли лечит, то ли калечит.
          Итак, по замыслу Петра первой активируется процедура координатной привязки аппарата относительно заранее выбранной фиксированной точки. Включается функция определения текущего местоположения устройства, ага, небольшой комплект D??? переменных определяется в качестве временных констант отдельным навигационным модулем. Ссылки уходят в другие структурные части. Логично. Пусть так. Он последовательно, тщательнейшим образом, методично проверил каждую привлечённую ячейку памяти на совместное однородное пересечение, перенахлёст с переменными других целевых направлений, установил текущие значения по всему используемому диапазону, сделал попытку оценить степень влияния и необходимости класса D??? для программы, и для данной процедуры конкретно. Но в результате - ничего лишнего, недопустимого, и строго ожидаемо. Предварительное заключение: здесь ошибки нет. Хорошо.
          Далее следует функция, выполняющая соотносительное масштабирование периферийной сетчатой зоны вокруг закреплённых полюсов подвижности. Трем задействованным группам переменных, объединённых по смысловым рабочим признакам, пришлось выделить значительный массив утекающего времени.
          Анализ первой не дал повода усомниться в отсутствии отклонений.
          Вторая представила двойное обнуление трех переменных (для перестраховки что ли?). В любом случае маловероятно, чтобы из-за такой ерунды так косячила вся программа. Но нормальная проверка - это проверка на совесть. Лишь осторожно убрав лишнюю операцию, он окончательно убедился в её ненадобности. Контрольный запуск завершил дело: ошибка существует, ничего не изменилось. Не мудрено, если сразу обратить внимание на местоположение ячеек - рядом с предыдущей очисткой. А до принятия нового значения - ой, как далеко!
          Хорошо, проехали. Здесь тоже пусто.
          Третья - аналогично первой. Хоть ложись и помирай со скуки: угрохал такую кучу времени, и ничего стоящего поразмыслить даже в качестве миража не увидел.
          Ошибка в данном блоке не выявлена. Произведена незначительная рациональная корректировка структурной части блока без каких-либо последствий, влияющих на работоспособность любой части программы. Ладненько!
          Функция приближения координат места назначения аппарата. Небольшая, скромная математическая кучка мусора. Всего двадцать один входящий параметр, на выходе почему-то шестнадцать. А может наоборот? Нет, точно шестнадцать. Хм! Странная постановка решения! У него, обычно, при подключении синтезированного матблока получалось иначе. Интересно. А впрочем, чужая душа - потёмки. И долго блуждать в них он, похоже, не собирался. Не особо вникая в мелкие конструктивные особенности функции, вскоре чётко увидел ограниченность взаимосвязи параметров с прочими переменными касающихся внешних модулей. Все значения - определены и запланированы. Макровзгляд обрисовал почти полную изолированность и автономность блока от прочих факторов. Ну, какая тут может быть ошибка?! В процессе используется единожды, сбрасывает результат - и в сторону. Это не то. Дальше.
          Ага, процедура активации основных двигателей. Гораздо ближе к теме. Вот это нагромождения! Пришлось потерять целых четыре с половиной часа, чтобы разобраться с главными ключевыми аспектами алгоритма. Снова и снова прогонял зонд по всем предполагаемым маршрутам, то и дело меняя траекторию пути, расстояние до цели, скорость движения. Работает, как назло, безукоризненно, черт бы её побрал! Ретируется лишь группа переменных NOVA??, несущие финиширующие значения работы топливной системы, а также фискальные параметры работы двигателей. В последующем, по замыслу создателя, откладывается в "долгий ящик" для вторичного употребления при возврате аппарата на базу. А вот тут он бы сделал иначе: не стал бы выводить значения, наоборот, обнулил их, а потом активировал небольшую процедурку автоопределения текущих значений. На скорость трассировки это особо не влияет, зато делает процедуру полностью замкнутой саму на себя. Есть, впрочем, и минусы: дополнительная процедура и т.д. Куда ещё больше наворачивать? Хорошо, пусть будет так. Вперёд, глюк где-то рядом! Нужно лишь немного поднажать…
          Коротенькая примочка пространственной ориентации. После предыдущей процедуры - не программа, а благодать. Одного взгляда достаточно, чтобы увидеть всего лишь навсего восемь выходных параметров, прямиком идущих в блок коррекции. Так-так. Если и здесь всё в порядке, тогда можно немного и растеряться.
          А глаза уже стремительно бегали по максимально сузившейся территории поиска. Ничего особенного. Система больше-меньше. По идее, в этой части наступает относительная стабилизация. Дальше и вовсе просто: каждые пять секунд снимаются текущие значения положения зонда, сравниваются с заданными, и всё, краник закрыт - краник открыт. Только, что тогда заставляет аппарат дополнительно перемещаться? Ответа пока нет.
          Плохо. Плохо то, что он совсем не чувствовал причину сбоя. Обычно за такой срок удавалось, нет, не увидеть, и даже приблизительно не предположить, а всего лишь нащупать маленький, неясный, призрачный кончик ниточки путеводного клубочка, распутываясь, вертляво ведущего к долгожданной, искомой цели сквозь лабиринты и нагромождения, порождённые ажиотажными, беспорядочными "мозговыми атаками". Это равносильно, как если бы среди бела дня, боковым зрением заметить внезапную, крошечную искорку света, не резко вспыхнувшую и мгновенно погасшую, на которую, при других обстоятельствах и внимания бы не обратил. Так, пустячок, вроде что-то и мелькнуло, и нет его. Но не в момент максимального сосредоточения сознания! Невесомо проснётся знакомое тревожное ощущение: здесь то, что ты ищешь! Наитие? Интуиция? Какая, к чёрту, разница!!! Разум походя, в плановом режиме, оставит небольшой буечок, заприметит местечко сигнальным знаком, и продолжит прерванную проработку очередной задачи поиска. И при первой же возможности произойдёт откат внимания на условную метку, и мысли, словно гончие псы, резко возьмут старт в погоне за успехом, безошибочно чуя правильный путь. По нарастающей, будто снежный ком, невидимые препятствия будут выявляться и сметаться, приближая достижение долгожданной цели: решение всей возникшей проблемы. А в голове, ощущая радость и удовлетворение от наступившего крутого перелома в поиске, лишь отмечается: потрачено столько-то времени, задача выполнена примерно на пятьдесят процентов… Но не успевает пройти и нескольких мгновений, и задача уже выполнена полностью! Так мозг одерживает ещё одну блестяще скоординированную победу, стоит только приложить побольше усилий.
          Сейчас и близко нет ничего подобного, несмотря на, казалось бы, всю используемую мощь серого вещества. Ну, почти всю…
          Странное оцепенение опять сковало его. Где же эта трижды проклятая ошибка?! Логически всё выдержанно верно. Он почувствовал стремительно приближающийся исход вариаций возможных предположений. Генератор зацепок потихоньку начал глохнуть.
          Прошло ещё два часа бесплодных попыток. Казалось, то, что можно предпринять, он уже сделал. Изменял текст программы, переобозначал переменные, чередовал последовательность подключения функций, а потом уже и просто строк - бесполезно. Голова немного увеличилась в размерах, и мысли, словно далёкое эхо, летали по пустому внутреннему пространству, отражаясь от невидимых стен.
          Спокойно. Не нужно ничего думать. Надо максимально сосредоточиться и понять весь механизм работы продукта, ощутить его слабые стороны, а затем постичь невидимый ответ. Кристально чистый, ясный, холодный разум. Покой и тишина. Время - ничто. Впереди - только решение поставленной цели.
          Перед глазами, раз за разом, планомерно прокручивались действия, совершаемые аппаратом, и под каждым положением сознание безошибочно угадывало ту или иную текущую процедуру, функцию; группы исполняемых команд проплывали параллельно вызванным манипуляциям. Результат прежний: ничего лишнего, программа составлена предельно чётко и правильно, каждый операнд - на своём месте.
          Он форсировал событийность. Пространственная ориентировка, выбор конечной точки, перемещение, определение диспозиции, корректировка. Всё. Дальнейшие шаги неверны. Вот функция активации блокировки, параметры выставлены точно, перекрёстные ссылки отсутствуют… Ничего. Параметр J532, значение - ожидаемое. Откуда эта команда могла получить "второе дыхание" и развернуть устройство на такой дурацкий угол: от семидесяти трёх до семидесяти восьми градусов против расчётного положения?!!
          Стук в дверь. Дверь закрыта. Почему? Потому что закрыл её. Ещё вчера вечером. Открыть? Или его нет дома? Он может открыть, так как возможно:
          а) есть сверхважное сообщение для него;
          б) доставлена какая-нибудь посылка (он не любил встречать закрытыми дверьми пришедшего по делу, ведь посыльный такой же подчинённый человек, как и он сам);
          в) лучше сделать небольшой перекур и зайти с нового круга;
          г) чем быстрее покончит с гостем, тем быстрее продолжит работу.
          Он может не открывать, так как:
          а) возможно, пришел сосед;
          б) сообщение можно передать и по телефону.
          Эмоции не в счёт.
          Итого: четыре плюса, два минуса - однозначное принятие решения. Нехорошо заставлять гостя ждать.
          - Привет, ребята, заходите, я рад, что вы пришли.
          Вода растекалась по полу маленькими лужицами, но он заметил потоп только когда наступил босой пяткой в самый большой бассейн.
          - Во! А почему на вас обоих сухого места нет? Разве сегодня седьмое Июля?
          - Нет, но ты прав, скоро наступит и этот радостный день блаженных детей. Просто нынче природная стихия против нас: погляди в окно: с ночи ливень не прекращался.
          - Понятно. Сегодня же выходной, на обязаловку не пошел, работаю дома.
          - А чем тебе дети не угодили? Ну, оторвутся разок в год, разве жалко, вспомни себя маленьким!
          - Прости, но мне совершенно не нравится, когда группа малолетних сорванцов окатывает меня холодной водой с головы до ног, и при этом опаздываю на важнейшую встречу! И мы в свои годы не обливали без зазрения совести вовсе незнакомых людей на улице.
          - Не ври, всё равно не поверю. Значит, ты отводил душу над знакомыми людьми, гонял их весь день по квартире, а на утро заклеивал на место отвалившиеся обои?
          - Нет, конечно. Похоже, я, в отличие от тебя, издевался только над своими сверстниками, но, тем не менее, никто в обиде не был.
          - Что ты понимаешь в красивых языческих обрядах! Насильно я никого не обливал, каждый прохожий в душе сам хочет, чтобы его полили в этот день водой, иначе и нечего по улице ходить. Ты слишком наивен, чтобы почувствовать всю прелесть момента!
          - Извини, но я ещё не оглох, и прекрасно слышу, чего человек "хочет" в подобной ситуации.
          - Так от неожиданности же, ежу понятно!
          - Кофе?
          - Угу.
          - А под дождём вам так горячо, наверняка, не спорилось.
          Вдруг, откуда ни возьмись, накатила тишина, застыла недосказанная мысль, пустой воздух помещения плавно растворялся в густом кофейном аромате. Это хорошо. Что может быть лучше внезапного прихода двух друзей, горького напитка, приятного ощущения вечности, мыслей о чём угодно, только не о набившей оскомину проблеме?
          Пожалуй, у кого-то из них неплохое чувство пространства-времени, такое дано отнюдь не каждому: правильно очутиться в нужном месте и в нужное время.
          - Слушай, тут у твоего подъезда небольшой цирк случился только что. Идем мы, значит, своей дорогой, а навстречу - старушка, божий одуванчик, выкатывает на крылечко со своей клюшкой и на нас глазёнками зырк-зырк. В честь какого праздника она решила ласты намочить в такую погоду - для меня останется вечной тайной. Смотрю - слишком серьёзная бабуля, нехорошо так уставилась на нас. Тогда я возьми и предложи, как бы между делом, мол не захватить ли нам этот старый фарш с собой на холодец, а то тут холодильник как всегда пустой. Даже жираф догадается, что это была просто шутка, ну, неудачная, согласен, извинился сразу же. А бабка, вдруг - гав! И понеслось! Ты видел, как прорывает городскую канализацию? Здесь, примерно, тоже самое! Сначала - торжественное награждение ярчайшими эпитетами. Мы, оказывается, дьявольское отродье, чёртово семя и сатанинские выродки, а у тебя тут антихристово гнездо, выше краёв наполненное пресмыкающимися, в частности змеями (что-то я не вижу ни одного террариума, куда ты их девал?). Далее - публичное обвинение во всех смертных грехах - можно подумать, бабушка до потери пульса обсмотрелась дешевых голливудских ужастиков. Для Фрейда - это был бы забавный экземпляр, тем более в качестве живого ископаемого. У меня осталось такое впечатление, что она настолько сильно ударилась в религию, наверное, в надежде получить от всевышнего прощение за всю свою жизнь, а заодно и забронировать теплое местечко на небесах, что готова в каждом встречном прохожем видеть только беса, подосланного самим (представь, какой ужас!) дьяволом! Но не тут то было, когда за дело берутся такие неискусимые и отважные бабки! Она даже кричать не стала: "Караул! Помогите!!". Зато открылась настолько массированная, тяжёлая атака, что мы почли за лучшее по-тихому убраться от неё побыстрее и подальше, пока к ней не подоспело подкрепление из ближайших квартир. Вообщем, героическая бабка попалась! Чем же тебе удалось ей так понравиться? Пару раз нелестно отозвался о её любимой клюшке?!
          - Конечно же, нет. Просто у окрестных обитателей сложилось довольно устойчивое мнение обо мне, которое я иногда, бывает, подтверждаю своими огульными неадекватными поступками.
          - Из-за чего же тогда опала? Несоответствие твоих поступков и тайных суеверных обрядов?
          - А как ты думаешь, почему мой стиль жизни и мои манеры поведения вызывают у этих бабок такие приступы ярости и нетерпимости? Нет им покоя в этом мире, слишком уж глубокой занозой сидит в них источник отчуждения, и появился он отнюдь не в этой жизни. Суеверие очень тесно взаимосвязано с физической выживаемостью людского стада, это исход ещё тех времён, когда человечество не могло обоснованно, не приплетая сверхъестественные силы, объяснить повсеместно встречающиеся непонятные процессы, в основной массе - природные. А вследствие того, что численность людей оставляла желать лучшего, и, кроме того, если учесть реально существовавшую тенденцию периодического снижения количества жившей популяции, вполне уместно рассматривать так называемые табу, запреты, предостережения и иже с ними связанное, как действенную попытку сохранения племени не просто Хомо Сапиенс, а отдельного биологического вида. Поэтому, любой нарушитель предписанных мудрым губастым вождём канонов, как правило, наказывался очень жестоко. И не из-за того, что совершил святотатство, или приравнял себя к самоубийце, подвергнув свою жизнь зачастую мнимой опасности, а потому, что показал ПРИМЕР другим, вещь, если принять во внимание инстинкт стадности, довольно заразительная. Ну, а это, в свою очередь, следуя несгибаемой каменной логике доисторического начальника или начальников, легко может привести к исчезновению целого народа (и кто тогда о вожде заботиться будет?). Откуда вождь знает: что же это за такое, неизвестное, случилось, да и, вдобавок, необъяснимое? Он уже не совсем животное, и ему очень хочется жить хоть по каким-нибудь, но законам и порядкам. И один из них, возможно, приобретённый горьким опытом, мог гласить и так: всё, что единожды сработало, может сработать и повторно. Нет никакой фундаментальной научной базы, понимаете? Пусть, например, по вине отдельного члена, случился какой-то эксцесс, повлекший негативные последствия для него самого, для племени или для руководства, неважно. Нет у главы ни возможности, ни желания искать причину непонятной катастрофы. Гораздо проще наложить вето на совершение аналогичных поступков, приведших к действию икс-фактора, и дело почти в шляпе. Ничего сложного. Если вождь действительно печётся о благополучии вверенного ему народа, то, кроме нормальной озабоченности процветанием племени, у него в душе, безусловно, поселится частичка страха, либо беспокойства перед своей беспомощной бесконтрольностью событий, могущих произойти в дальнейшем. И тогда бедолага, перешагнувший через запрет (независимо от последующего результата), автоматически приносился в жертву на алтаре "правосудия", дабы одним видом своих мучений на корню пресечь желания прочих вторить его поступку. В этом смысле вожди не были жадные - щедро отваливали каждому рассадник страха за свою шкуру. Самое смешное: люди-то поддерживали решения своих царьков. То ли у страха глаза такие большие были, то ли действительно жить сильно-больно хотелось. Понять их, конечно, можно, но сейчас это значения для меня не имеет. Я просто делаю то, чего не делают все остальные, или не участвую в массовых мероприятиях, когда активно другие участвуют. Не знаю, какую именно бабушку вы встретили, но, к примеру, на торжественное «Христос воскрес», я в ответ тихо здоровался, а не говорил встречную ключевую фразу, которую они от меня ждали – уже повод думать обо мне плохо, и я, как минимум, в их глазах – некультурный, грубый человек. Несколько раз они спрашивали, почему по ночам в моих окнах горит свет, и мой ответ про работу их, похоже, совершенно не устроил, скорее всего, они придумали себе какое-то другое объяснение, до которого мне нет никакого дела. Кстати, сначала предупреждали, что я могу разориться на электроэнергии, но я сказал им, что финансовые проблемы меня не волнуют, тогда они заявили, что я ворую электроэнергию у них, пригрозили вызвать горэнерго с милицией – проверить, чем я тут занимаюсь, тем более, когда ко мне постоянно наведываются подозрительные личности – так мне в лицо и было заявлено прямым текстом. Я, конечно, в душе улыбнулся, но сказать им мне больше было нечего, их мнительность меня не беспокоила. А однажды ошарашили вопросом: не боюсь ли я бога, за то, что спаиваю соседа? Пришлось сказать, что в бога я не верю, а кто соседа спаивает – мне не ведомо. Ну, в подобном духе мелочных зацепок с их стороны уже набралось воз и маленькая тележка, не помню, да и нет желания говорить об этом. Я не из их стада, поэтому мне суждено всегда оставаться чужаком. И во мне нет ненависти или зависти к другим людям, просто приходится с ними жить бок о бок в этом мире, и они постоянно требуют к себе внимание, и добиваются этого разными способами. Когда я наблюдаю за ними, их поведение напоминает мне их же собственных несмышленых детей в песочнице: кто-то слепил из грязи для себя домик, кто-то играет с забавной игрушкой, а тот, кто посильнее физически, загребает под себя бОльшую площадь песочницы. И вроде бы все довольны, но каждый в душе желает ещё и то, что есть у другого. Худо-бедно, но устанавливаются негласные или гласные общие правила игры, и пока ты наблюдаешь за ними издали, не вступая с ними в контакт – ты чужой. Хочешь стать одним из них – нет проблем, но по их правилам, иначе ты чужой и неправильный. Или изгой, если успел побывать членом их сообщества. Иногда мне их даже жаль. Порой, кажется, что им не суждено понять и смириться с тем, что в этом мире есть что-то вне их детской компетенции и зоны влияния, сразу же проявляются признаки закомплексованной нетерпимости, показушного неприятия, хотя, спустя какое-то время они могут попытаться это исследовать, но и то, с целью определить: может ли ЭТО что-то подчиняться их правилам, или ЭТО вообще лучше не трогать, ибо оно совсем неправильное. В частности, в отношении меня бабки уже, похоже, смирились, что моя душа безвозвратно потеряна (по крайней мере, в упор они меня больше не замечают), теперь они пытаются спасти ваши, выбрав, с их точки зрения, наиболее верный метод воздействия – массированную атаку, чтобы вы запомнили надолго…
          - Да уж, это запомнится надолго...
          - … И то, что я высказываю, скорее экстремальный взгляд на старые незыблемые понятия, нежели моя общая политика, просто попытка разобраться во взаимоотношениях между мной и живущими вокруг людьми. Хотя, честно признаюсь, не испытываю и восторга от этих разумных животных, именующих себя царями зверей, несмотря на то, что я сам к ним отношусь, это ровным счётом ничего не меняет. И слава богам, что человечество не в состоянии вылезти слишком далеко за пределы матушки-Земли, а только, подобно неразумному ребёнку, сидит себе в манежике, пытаясь, время от времени, дотянуться до находящихся поблизости посторонних предметов, глупо радуясь и пряча каждую случайно залетевшую на его территорию игрушку для детей более старшего возраста.
          - Ренегат.
          - Ага.
          - Хорошо, пусть ренегат, если вам так нравится. Это ещё пустяки по сравнению с духовной темнотой религиозной истерии, с привлечением всех видов вооружения, имеющегося в арсенале: от великодушного "прощения", состоящего из смирения и порицания грешника, до откровенной фанатичной травли, вызванной отлучением. Хей, пастор, где твои бараны? Грызут заблудшую овечку? Как тебе удалось, пастор, ведь они же вегетарианцы?!! Древний инстинкт жажды крови? Всё ясно, пастор, вопросов нет. Но не в этом суть. "Древний инстинкт" - всего-то навсего эхо от старого, ржавого механизма самосохранения мечущегося стада, но зачастую довольно часто срабатывающего. Потому что это невероятно глубоко сидит в каждом из нас, причём, как правило, на одном из самых приоритетных мест, весело задает политику поведения, как на сознательном, так и бессознательном уровне. Наш разум всегда согласен с этим, наверно, мы рождаемся с уже готовым, априорным одобрением. Любой, кто догадается использовать его, может подчинить себе всё стадо, которое, в свою очередь, с радостью ему подчинится.
          Конечно, сейчас уже нет реальной опасности исчезновения всего человечества, преступник может быть назван преступником за нарушения совсем других табу, да и "покорение императоров" – лишь сладкие воспоминания церковных ряс. Однако, и в наш техногенный век, достижениями которого мы так гордимся, остались атавизмы многочисленных пресловутых суеверий и примет. Человек – не собака, привыкает ко всему, но обойтись без мистики никак невозможно, причём львиная её часть – религиозный полуфабрикат, начиная с древнейших языческих обрядов и поверий, и кончая современными «цифровыми флюидами». А как же? Без мистики жизнь пуста и скучна, и если чувствуется нехватка завуалированной тайны, то её можно просто выдумать, как это делалось уже не раз – старый, обкатанный способ. Или понятие "поверие" - слово-то, какое идиотское! Некто, возможно больной, увидел глюк, красочно описал его другим, те безапелляционно возвели бред в ранг не то что бы истины, а сразу в аксиому, и стали передавать по цепочке поколений, хотя в действительности никто ничего не видел. Вот ЭТО я никакой логикой себе объяснить не могу, как такое, вообще, возможно для человека разумного?! "Поверие". Велика его сила. Даже лишившись официальной законодательной поддержки (хорошо, хоть до этого дожили), оно продолжает вызывать личные и негласные общественные, ха, почитания. Можете не сомневаться, я до конца своей жизни буду чувствовать косые взгляды в спину, иногда усиленные прямыми упрёками. Но не хочу изменять людей, и вовсе не собираюсь меняться сам, в этом нет никакого смысла. С меня довольно и процесса жизни, а всё остальное пусть проваливает к дьяволу в гости на пикничок.
          - В тебе говорит обида на весь свет. И в этом вина не горстки бабок. Никто тебе не мешает жить отдельно, отшельником в медвежьем углу – таких мест предостаточно, но что ты от этого приобретёшь? Конечно, существует множество отрицательных факторов бытия, но ведь разумная жизнь на уровне человека - уникальнейшее явление на этой планете! Не надо большого ума перечеркнуть её, но попробуй ненасильственно повлиять на устройство общества, не меняя его сущности, сотри негативные, с твоей точки зрения, черты, присущие человеческому строю. Не можешь? Правильно, ибо нет у тебя права объективно проводить грань между добром и злом, ты даже не знаешь, что есть зёрна, а что плевела!
          - Слишком много обвинений. Мне даже не хочется оправдываться. Скажу лишь: отчасти ты прав. Но заметь, если бы я не различал где плюс, а где минус, то у меня не существовали бы ТАКИЕ претензии к людям, а думаю, наоборот. Можешь вешать на меня какую угодно вину, ведь, как известно, кто обвиняет, тот делит, а, стало быть, и властвует: стандартный подход человека, который не знает других путей, кроме как урвать побольше, подпрыгнуть по головам повыше – он палец о палец не ударит, не будучи твёрдо уверенным в получении сколь либо значащих для него дивидендов (как ты только что пытался повесить и на меня). А насчёт братьев наших по разуму, я считаю, что ты напрасно так волнуешься за их судьбу. Человечество не исчезнет внезапно и скоропостижно, оно появилось не вчера, и чёрт знает сколько раз, за этот промежуток времени, ходило по самому краю пропасти вымирания. Случайности – величайший абсурд. Нет! Раньше положенного срока ничто, никуда не уйдёт, не обратится в прах и не канет в вечность. Слушай чаще сказки на ночь: там хороший happy end. В смысле - аутотренинг (полезен).
          - С тобой сложно разговаривать, ты - упёртый осёл, старый патефон, зациклившийся только на том, что вбил себе в голову! Все твои новые ультракрайние версии - блеф! На самом деле ты гнёшь по одной и той же тупой и вымышленной линии, правда, в небольших модификациях, но ничего не представляющих, потому что главному - грош цена!
          - А разве бывают теории, не являющиеся плодом мысли?
          - Хватит! Замолчите оба, иначе скоро заговорите на языке эмоций!
          - Я? Никогда! А ты, что выберешь: разум или эмоции?
          - Да пошёл ты!
          - Выбирай синтез, глупец! Пропадёшь ведь без разума, прямо как твоё любимое человечество, мессия ты наш!
          - Ты за меня не волнуйся, лучше за себя побеспокойся!
          - Я за себя всегда спокоен.
          - А, ну да, конечно, ты же такой храбрый, смерти не боишься, чего же можно ещё бояться?!
          - Ну, например, дожить до глубокой старости – вот ужас-то! Ходишь с трудом, дышишь через раз, руки трясутся, кости и мясо – болят уже просто от своего затянувшегося существования на этом свете! Кормят жеваными помоями с ложечки, круглосуточно в соплях и памперсах, а в голове – сплошная каша, и нет ни забот, ни покоя!
          - Ха-ха.
          - А страшнее смерти - только бессмертие. Тем более - абсолютное.
          Однако сколько не болтай чепухи - проблема не решится. Время отдыха давно прошло, но он специально не погружался в дремучие алгоритмические дебри, пока не остался с ними наедине. Вначале показалось, что придется заново восстанавливать общую полную картину задачи, но едва только удосужился взглянуть на листинг, как все наработки ясно стали перед глазами, да и голова заработала намного чище. Где возникает ошибка? В блоке корректировки. Маленький такой блок. Настолько маленький, что буквально чувствовалось, будто это неправильно, это не так, должно быть побольше, но… А что если параметру J119 добавить значение временно фиксированного центрального уровня топливоконтроля? Косвенно, в цикле, он влияет на J532, и позволяет осуществлять непосредственную регулировку хода топлива к топливоприёмникам. Ну да, так оно и есть. Стоит попробовать. Он аккуратно вписал коротенькую команду присвоения. По идее, в старом варианте, J532, кажется, подспудно от J119 получало величину не контрольной меры топлива к подаче, а исходное значение той же самой меры…
          Он не поверил своим глазам. Аппарат дошел до критической точки, но, вопреки привычному ожиданию, не повёлся на ненужные градусы, а остановился строго на запланированном положении. Ну, Петро, ну удружил! Всего лишь ОДНА НЕДОПИСАННАЯ СТРОЧКА. И весь дурдом.
          Только в это мгновенье он почувствовал, насколько сильно вымотала все его жизненные ресурсы решенная задача. До смерти хотелось спать, потом, кажется, есть, потом - под душ, побриться… Радость от победы уже сменилась на удивительное спокойствие и равнодушие. Да, пора спать, глубокая ночь, нет, прозрачное раннеутреннее небо, видны даже не силуэты, а четкие профили сонных домов, и где-то там гуляет свежий ветер. Это хорошо. Ни ночь и ни день. Время остановилось вместе с жизнью, и ничего делать не надо. Зато есть мягкий диван, крепкий сон с чёрными провалами вместо сновидений, остатки чувства глубокого морального удовлетворения, и оптимистичная призрачная надежда на доброе завтра. Часы неумолимо свидетельствовали, что таймер зазвенит ровно через два часа восемнадцать минут.
          Он опустился на пол рядом с мягким диваном, тупо уставясь на первый, засветившийся на стене солнечный зайчик, затем, не отрывая взгляда, прилёг, оперевшись на локоть, и, под конец, отключился, уронив тяжёлую голову на пыльный, зашарканный годами палас.
          - Э-э, сосед, проснись, проснись говорю, хватит спать.
          Чья-то чужая рука бесцеремонно трясла его плечо, и сознание вынуждено было всплыть из спасительных запредельных глубин. Кто это? А кто может так прийти в такую рань?! Понятно. Но как он вошёл?!! Ах, чёрт, опять вчера дверь не запер за гостями, привык откладывать это дело на потом!!! А может, не так уж и коварен английский замок? Надо обдумать на проснувшуюся голову. Ох, как она, родная, гудит!!
          - Ты что, с дивана упал? Ну, ты меня напугал! Захожу, а на полу - трупак валяется! Эх-ты, думаю, нужно линять отсюда, а то сейчас сюда ментов бригада подвалит, ещё меня повяжут, да я-то тут - ни при чём, сам понимаешь. А присмотрелся - ты, вроде как, дышишь. Насилу растолкал. Ну, слава богу!
          Двадцать минут до сигнала будильника. За такие дела надо убивать на месте!
          - А я тебе тут фруктиков принёс немного. Заболел, думаю, пацан, сорвал-таки себе чердак. Ты к врачу ходил? Нет? Обязательно сходи! Я сразу понял: что-то с тобой не то. Витамины нужны, солнце…
          - СПАСИБО ТЕБЕ БОЛЬШОЕ, ты настоящий ТОВАРИЩ. Не волнуйся, со мной порядок, только спать сильно хочется…
          - Зачем спать, сколько можно спать, уже утро!
          - Ты извини меня, тогда нехорошо получилось…
          - Да я уже забыл, проехали. Ну, мне надо бежать, я их в холодильник положу… А к врачу ты всё-таки сходи.
          - Ладно.
          Навязчивые соседи - это так же непредотвратимо, как стихийные бедствия. Осталось лишь несколько драгоценных минут. Закрыть глаза, откинуться на спину, потянуться, расслабиться. Зыбкие волны сна неторопливо опять накатились на него…
          И тут запиликал будильник.
          Вот, примерно так, и начинается добрый день.
          - Слушай, а почему у тебя здесь нет ни одного комментария, ни пояснительных записок, ни обобщающей план-схемы? Ты извини, но я в упор не вижу, что набрано в твоей программе, даже представления отсутствуют! Это какая-то бредовая криптограмма с претензией на смысл!
          - Да, возможно, ты прав. Я не стал делать пояснения, потому что они мне не нужны.
          - Но они нужны мне!
          - Ты сделал модуль генеративности?
          - Издеваешься?
          - Нет, конечно, что ты. Даже не думал. Зачем? А жаль, что я не могу завершить проект: убрал бы кое-какие недочеты, недоделки, добавил бы несколько новых более удобных сервисных функций, да и вообще, представил бы полностью в улучшенном варианте. Есть некоторые мыслишки. И этот идиотский модуль тоже не ахти какая проблема - я уже ясно вижу все ключевые моменты решения.
          - Со мной ты, конечно, не поделишься?
          - Нет. Это мой проект.
          Кажется, всё получается так, как он и представлял себе. Даже более того: его проект до сих пор не свёрнут, и Василий вряд ли произвёл за прошедшее время параллельные изыскания. Значит, если дефицит времени реально существует, скоро его пригласят на ковёрное порицание. Забавно. Наверное, в театральном спектакле также.
          - Не слишком ли ты жесток?
          - Ты так находишь?
          - Но для тебя эта задача - всего лишь очередная занятная игрушка. Почему бы тебе действительно не подарить её им?
          - А разве я не так поступил?
          - Конечно нет - ты их просто раздразнил её иллюзорным видом.
          - Я делал лишь то, что мне приказали. Но ты, безусловно, прав - я не считаю себя жертвой. Всё, что мне нужно - это, чтобы со мной считались, и хотя бы иногда прислушивались к моему мнению.
          - И что ты собираешься делать?
          - Не знаю. Существует тысяча и один способ, как научить человека правильно дышать и Родину любить. Но мне повезло: не придется что-то делать, глупцы накажут себя сами. Я рад, состоится небольшое шоу, в котором мне быть и актёром, и зрителем.
          - Да, наверное, тебе будет весело, а им, кажется, не очень.
          Плевать. Он почувствовал как придавившая последнее время его душу гора, сползла куда-то в сторону, и мир стал значительно легче и безразличнее. Просто хотелось спать - много спать. И жрать - много жрать.
          И он забывался покойными снами, и торопился чревоугодничать. Но не потому спешил, что боялся не успеть из-за нового задания начальства, а потому, что опасался задать себе вопрос: зачем? Зачем он только спит и ест? Знал, что после увидит вокруг себя тьму, пожирающую его мозг и "Я", увидит, во что превратится его тело без разума (в соседа), в бездушную и бессмысленную, тупую, жиреющую куклу, пустышку, а там, впереди, есть свет, мысль, и нечто неизвестное, непознанное, до чего он способен дотянуться и постичь. Существует слишком много вопросов без ответа, чтобы можно было безмятежно спать и есть. И он давно понял, что хочет, желает найти ответ пусть ни на все, нет, пусть на малую толику вопросов, и прикоснуться к некоторым тайнам и загадкам мироздания. Но для чего ему это нужно, он тоже не знал. Да, хотел постичь всё сам, но делиться чем-либо новым с ближним своим, отнюдь не собирался. Ему действительно было неважно, что происходит с остальным человечеством. Все его познания останутся при нём, и так он считал - есть правильно. Окружающие его люди могут пользоваться результатами его работ, но свои секреты он не откроет никогда! Потому что общество не нуждается в этом. А когда что-то действительно понадобится, найдётся человек, который снова получит эти же знания. В такой же, или иной форме, но получит. И это случится позже, либо никогда, но не сейчас, поэтому беспокоиться не о чем.
          - Почему ты передал проект Василию без ознакомительного комментария?
          - Я отдал проект, как вы и хотели, а про комментарий - речи не было.
          - Ты, наверное, вчера родился? Тоже мне дитё! Если голову дома не забыл - мог бы и догадаться. Отдай Василию все пояснения. Ясно?...
          - Нет! Пояснения у меня отсутствуют.
          - Как так?!
          - Не счёл нужным вовремя их выполнить, ввиду абсолютной ненадобности.
          - А сейчас, по-твоему, что?
          - Я говорю только за себя.
          - Странный ты человек, рисковый. Может, сегодня на память не жалуешься, а завтра - покаешься. Но это, понятно, дело твоё. Иди и составь все необходимые комментарии, пусть Василий тебе укажет, что ему не понятно.
          - Я занят задачей Петра.
          - К чёрту Петра с его задачей! Проект должен быть готов через три недели, хватит в бирюльки играть - время поджимает!
          - Боюсь, я не смогу вам помочь.
          - Почему?
          - А вы не догадываетесь?
          - Нет.
          - Потому что это моё задание.
          - Ну и что?
          - Ничего.
          Шеф на некоторое время замолчал, играя желваками, внимательно изучал какую-то архиважную бумажку на своём столе. Бывают ситуации, когда затруднительно принять оптимальное решение, он это хорошо понимал.
          - Чего ты хочешь?
          - Завершить работу над проектом.
          - Вот и заверши её вместе с Василием.
          - Только лично.
          - Потому что это твой проект? Но я не вижу негативных сторон совместного сотрудничества! Вдвоём дело будет продвигаться быстрее, кроме зарплаты ты получишь спецпремию, все лавры и так достанутся тебе. Что тебе ещё надо?
          Молчание.
          - А ты не боишься стать совершенно свободным от дальнейшей работы в этом учреждении? Я, возможно, не стану продлевать контракт.
          - А вы не боитесь, что я откажусь от дальнейшей работы над проектом? Василию понадобится ещё не меньше четырёх-шести недель, чтобы самостоятельно изучить проект, разобрав его по косточкам, и не меньше полугода, чтобы создать альтернативные наработки, не вникая в существующую программу.
          - Это угроза?
          - Считайте так, как вам больше нравится. Не я первый начал.
          На этот раз тишина застоялась слишком долго. Он с большим трудом сдерживал себя, чтобы не засмеяться. Цирк, да и только.
          - Забирай проект, и проваливай. Чтобы через три, нет, две недели он был полностью готов. Без любых ошибок, сбоев и накладок, понял?! Принимать буду лично я.
          Почему он такой добрый? Непонятно. Зачем ему это нужно: помогать всем, кто ждёт его помощи? Нездоровый альтруизм? Или, наоборот, слишком здоровый?
          Интересно, а почему патрон попытался примазать Василия к его работе? Вася, в принципе, неплохой парень, толковый, работает уже почти четыре года, претензий к нему никогда не было, очень ответственный и дисциплинированный, всё делает вовремя. Непонятно.
          - Индивидуальная работа уникума - звучит, конечно, гордо. Но коллективная деятельность повышает общий творческий потенциал, ты не можешь этого не знать. Объясни: почему один?
          - Ты с моим начальством - единомышленник!
          Непринуждённое молчание.
          - Я и сам не знаю - почему. Привычка, наверное.
          - Неубедительно.
          - Согласен.
          Да и что он мог ответить, если так сейчас воспринимался мир? Стоило немного подкорректировать установленные кем-то правила, и на тебе, пожалуйста, выдерживай целое цунами глупых вопросов.
          Но видно, что-то зацепило его в волне поднявшейся критики. И тогда для самого себя был поставлен напрямую, без всякой возможности увильнуть, этот идиотский вопрос, хотя абсолютно не заслуживающий и крупицы внимания.
          А потом он прислушался к своим ощущениям, и оглох от нахлынувшего разноречивого шепота. Оказалось, что работать самостоятельно:
          а) спокойнее, потому что никто не мешает, не надоедает, не даёт умных советов, не приходится изменять режим работы, динамично подстраиваясь под кого-то, и он созидательно независим;
          б) надёжнее, так как нет нужды производить постоянный параллельный подстраховочный контроль. Ибо существовал только один человек, которому можно было более-менее доверять - это он сам, и то с неизбежным итоговым контролем. И в случае ошибки винить можно только самого себя с полным на то основанием;
          в) свободнее, ведь, если откинуть все догматы, мысль не налетает на стены чужого мнения, обязательно восстающие при даже непродолжительных дискуссиях и диалогах;
          г) безопаснее, если ошибка возникла по его вине. Нет обвинителя - нет обвинения;
          д) понятнее - он видит общую картину, не упуская ни единой мелкой детали, в какой бы то ни было составляющей.
          Было ещё больше вопиющих аргументов, но более слабых, по сравнению с основными.
          Материальная часть и авторство - великодушно откинуты холодным презрением.
          Да, действительно, ТАК требуется много времени, но когда он не успевал? Это случилось очень далеко в прошлом, единожды; тогда ещё не научился не только оставлять гарантирующий резервный объём, но и правильно рассчитывать продолжительность выполнения основных техопераций. Однако, едва справившись вовремя с заданием, получив первый подобный шок, впредь накрепко усвоил необходимую тактику достижения решения рабочих задач. Потому и отвечать мог только за себя самого.
          Да, действительно, две головы лучше одной, но разве он не справляется сам, берясь за дело? Ни одного инцидента. В противном случае - другое дело, не исключается возможность и компромиссного варианта. Но он даже не представлял, как это можно осуществить практически. Нелепица.
          Собственно, проект был готов уже спустя трое суток, ещё двое ушло на капитальную обкатку, и оставшийся свободный промежуток до назначенного срока, шутя, извращался над различными дурацкими примочками, наворачивая на бедную программу дополнительные сервисные функции и прочую чушь, превращая пакет в разжеванную, удобоваримую готовую продукцию, достойную того, чтобы на неё лицезрели мутноватые шефские очи. Когда юзеровский минзапас набрал достаточный вес, и предполагаемому пользователю уже почти не грозила возможность заблудиться (есть категория, которая обязательно это сделает, несмотря на все мыслимые и немыслимые принимаемые меры предотвращения), он смачно забабахал оптимальный для глаз, приятный, мягкий, удобный интерфейс, совершенно безобидный, настолько, что представлял собой довольно жалкое, нежное зрелище. Будто это не серьёзный проект, а гейм для киндеров дошкольного возраста. Вот и хорошо. Значит, пора ставить точку.
          А за окном желтела осень, обильно застилая землю очередным многослойным ковром. Было ли лето? Кажется, было. По крайней мере, бабье - где-то недели две назад. Это точно.
          Теперь, выполнив очередное рабочее задание, он попытался вспомнить: чего сумел достичь за прошедший период? Небольшой плановый успех в обязаловке, такая же куча бессонных ночей, только гораздо больше, нет новых теории, нет даже Подтверждений, мир не перевернулся, Конец света не наступил, и он не стал этому причиной. Неплохой активчик - устои расшатались и стали податливее? Не секрет: прошлое настолько влияет на будущее, что определяет его. А наоборот? Можно ли так подумать, выполнить, сделать огласку в будущем, чтобы в прошлом похолодало или потеплело? Реально, разумеется. Может быть, с ним и происходят сейчас события, о которых он будет знать потом, потому что они имели место. "Я" в будущем имеет данные, что "Я" в прошлом, в определённый момент не минует какой-то установленный факт. Прошедшее "Я" ни о чём подобном даже не догадывается, но стоит только наступить этому моменту, как вдруг всё и свершается. Вопрос: где начало? В прошлом, конечно. Но есть ли прямая взаимосвязь? Может будущее каким-то образом даёт знать прошлому, как поступить в той или иной ситуации? Или просто внешняя коррекция? Если есть, значит должен быть глобальный, рассчитанный, исполняемый план. Если нет - значит пусто. Нужно хотя бы одно Подтверждение, призрачных ощущений недостаточно…
          Ну вот она, ещё одна новая теория, ещё одна капля в дожде непроверенных решений неясно сформулированной Задачи. Сама по себе ничего не дающая, ничего не значащая, имела элементарное право быть рассмотренной и квалифицированной. Она и близко не подойдёт к разряду рабочих, она скоро погаснет в памяти и вылетит из головы, но он сразу же узнает её след, как только столкнётся с аналоговыми базовыми истоками.
          …Таймер сработал ровно в назначенное время. На этот раз он уже ждал это. Сегодня руководство с великой радостью сбагрит ему другую, покрытую толстым слоем пыли, глухую, но почётную головоломку, и он не увидит причин отказаться от неё. Из полученного гонорара опять оставит лишь крохотную сумму, необходимую для покрытия коммунальных и прочих разных финансовых задолжностей, а на остальную часть спонсирует, под вымышленным именем, какое-нибудь благотворительное мероприятие. По этому поводу снова появятся немного уважительно-одобряющих взглядов, громадная куча недоумённо-вопросительных, у некоторых почему-то даже растерянных, и кое-кто покрутит пальцем у виска. А он, в который раз, уйдет в свой нереальный, надуманный мир, построенный и приспособленный идеально для него, забудется в полёте безграничных фантазий, и будет по-прежнему счастлив, несмотря на частые, периодические, неугомонные раздражения извне.


          Пошел второй час, как он героически бился с наглым и самоуверенным агрегатом, упорно не желавшим становиться побеждённым только потому, что пришлось действительно напрячь электронные извилины над элементарными арифметическими операциями. Программа-то - сущая ерунда, так, для развлечения. Два исходных числа перемножаются, и к результату прибавляется их сумма. Чего же проще? Правда, потом полученное третье число проделывает такой же фокус с максимальным по величине числом из предыдущих. И всё это дело - в оболочке бесконечного цикла. Множь и складывай. Пустяки. Из-за чего только металлолом настолько разволновался?
          Ну, интересно же знать, как поведёт себя железо на границе самого большого числа, которое только способно переварить. Поначалу машина прикидывалась безвинным ангелочком (оказывается, он пару раз ошибся по великой рассеянности при наборе программы), и, зацикливаясь, тормозила на смехотворно малых величинах, которым даже имелись словесные обозначения. Ничего, пустяки. Быстрый шелест пальцев по клавишам, и потянулись долгие секунды глубоких раздумий, обычно заканчивающиеся прямыми жалобами на недостаток размерности используемых массивов переменных, или на слишком ограниченный тип привлечённых переменных, или на нехватку памяти и прочую дребедень. В ответ он добросовестно убрал ненужные числа, установил самый подходящий тип, удалил из памяти лишние резидентные программы (кушай больше, но смотри, не подавись).
          Вскоре замелькали весьма солидные значения. Расчётное время давно перешло в минутную размерность. Однако шарманка, похоже, не собиралась быстро сдаваться. После молчаливого семиминутного сопения охлаждающей системы, она ещё раз предъявила претензии к внешнему окружению. Когда ультиматум был полностью обеспечен, наступила длительная, пятнадцатиминутная пауза, по прошествии которой на экран выплюнулось настолько аховое число, что у него появилось желание бросить на жестокий произвол судьбы всё это занятие. Но любопытство взяло верх, и компьютер снова, как бы натужено, загудел.
          Вывод результатов уже не шел сплошным потоком, а часто останавливался, чтобы после краткой передышки ненадолго возобновиться. И тут полезли вовсе чудеса: после вывода очередного числа на экран, появилось сообщение о недопустимости данного типа, но, после краткого торможения, безоговорочно выполнился последующий расчёт, снова число, и самостоятельно представилась основная характеристика системы. Глюк повторился несколько раз, и в итоге суперкалькулятор прервал счёт, торжественно высветил главное операционное меню, на всякий случай выдал сообщение, гласившее, что диск полон (хотя это была явная ложь), и намертво завис, теперь уже полностью и окончательно.
          Ну и ладно, время отдыха почти истекло, хватит играться. Машина - друг человека, тем более вычислительная. Быстрая перезагрузка, и со свежими силами - за работу. Сейчас она поможет ему сделать одну серьёзную штучку…
          Новое задание нагнало легкий азарт, не исчезнувший до самого конца рабочего дня. Если бы белый свет треснул пополам – то это была бы, в лучшем случае, второстепенная новость. Микропобеды и небольшие открытия окрыляли его, и, с поступательной скоростью ассемблирующих мыслей, он нёсся к финальной точке. Собственно, вся его жизнь, деятельность были сведены к достижению именно таких мгновений. Ради этого стоило существовать.
          А в мире что-то происходило, он пока не знал что, но сознание явно почувствовало, как где-то в данный момент разворачиваются события, в скором времени пересекающиеся с его жизненным путём. Более того, ему показалось, что он кому-то нужен, даже почти физически услышал зовущий его голос. Это ощущение перемешало все мысли, не давало сосредоточиться, отвлекало от работы.
          Тогда он попытался конкретизировать источник беспокойства. Гулкий рой вопросов, заданных одновременно, бессистемно атаковывали безмолвную неизвестность. Кому он понадобился? Как далеко объект? Местоположение? Что там происходит сейчас? Опасность? Розыгрыш ради шутки? Сколько людей сейчас думают об этом? Когда он будет втянут в эту авантюру? Это авантюра?
          Мысленно он перенёс себя туда, где, по предположению, мог находиться эпицентр интересующих событий. Захотелось получить как можно больше информации, вникнуть в ту атмосферу, научиться управлять ситуацией. Он настроился хотя бы немного прояснить непонятность. И…ничего!
          Ни один ответ или предположение не посетили голову. Значит, он будет просто ждать, не обращая ни на что внимания, в том числе и на крик о помощи. Он ни от кого не бегает, если чему-то суждено его найти, то оно его найдёт.
          Но оно не стремилось отыскать его. Оно накрепко зацепилось в голове своими инфопотоками, холодя душу тягучим непрерывным ощущением приближающейся опасности. Довольно затруднительно никак не реагировать на подобные сигналы, идущие из самых древних загадочных глубин человеческой души, куда нет никакого доступа пытливому сознанию, и только внезапный, резкий выброс адреналина в кровь, отмечает тревожные импульсы учащением сокращений сердечной мышцы.
          "Спокойно, нет никаких объективных причин для суеты", - голос разума, словно последняя спасительная соломинка, возник тихо, с натянутым спокойствием, попытался погасить всё нарастающее, уже невыносимое внутреннее напряжение, перехватить контроль у взбесившихся чувств. "Посмотри на руку", - распахнутая ладонь медленно повернулась тыльной стороной. "Она не дрожит", - пальцы полностью выпрямились, и с силой сжались в побелевший кулак. "Зачем так беспричинно волноваться?" - кисть расслабилась. Мягко, беззвучно шагая по комнате, выкинув из головы кавардак спутанных мыслей, догадок и идей, он вдруг понял, что устал от этой головной боли, от груды бесконечных дел, от дури и от разума, от глупости, от чувств, от ошибок, от их последствий. Просто потому, что сегодня прекрасный солнечный яркий день. Бездонное голубое небо и ласковый ветер не предназначены для алтаря повседневных забот. Мир, такой привычный, незыблемый, инертный и периодичный, возник из хаоса и беспорядка, образовав и сохраняя свои законы доныне. Жизнь, возникнув, неспешно развивалась и приспосабливалась, основываясь именно на этих законах бытия. Ибо это - сама суть, база, а остальное - просто прикладная суета. Так почему же он не наслаждается существующей гармонией, а забивает себе голову многотонной кипучей чушью, тратит своё внимание на литеры сует, недостойные и пустые, придуманные искусственно, из ничего, дабы заполнить дополна убиваемое время?
          Далёкий горизонт, там, за бескрайним каменным лесом, заключает в себе весь земной шар, но бессмысленно утверждать, что тень владеет своим создателем. Он не раб своей жизни, но жизнь есть раба его. Значит можно изменить её так, как он посчитает нужным!
          Отпустить всё, сейчас же отпустить! Стремительный поток свежего осеннего воздуха хлынул в растворённое настежь окно, сметая затхлость сознания и тоскливой безысходности, даря свободу беспокойно мечущейся душе, призрачную надежду на что-то, что вот-вот сбудется, хорошее, скорее, это даже радость, восторг перед своей непредсказуемой, но угадываемой судьбой. И когда внутри поселились умиротворённость и покой, он окончательно понял, что абсолютно освободился от давившего ненавистного груза. И не было ни единой мысли, ни единого желания, не хотелось даже пошевелиться, ни то что бы что-либо делать. Так он и застыл окаменевшим богом, и не было рядом никого, кто бы ему помешал, и только тихая, мелодичная, приятная, но неведомая музыка рождалась, казалось бы, в центре головы, убаюкивала слух и потревоженный разум, разливаясь теплыми волнами по всему телу, наводила комфортное оцепенение на весь организм.
          Он чувствовал, как время обошло его стороной, и замедлило свой бег, но, несмотря на это, специально не стал догонять его. "Пусть будет вечность, - мысль стала вязкой, тягучей и неторопливой, - а остальное - неважно". Медленно капали минуты, с тихой угрозой накатывали часы, но отсутствовал страх не успеть, сейчас существовал вселенский покой. Обострённый слух выявил негромкий разговор за несколькими стенами, где-то что-то вдруг упало, и вдребезги разбилось, и этот резкий звук настолько сильно дисгармонировал с играющей мелодией, что он невольно вздрогнул, и тотчас же мощный уличный шум из открытого окна достал его, а потом правый глаз боковым зрением зафиксировал какое-то суетливое движение сбоку, инстинктивно сфокусировал внимание на объекте раздражения. Крупный таракан быстренько сучил своими угловатыми короткими ножками по столу, перемещая раздутое тельце в дальний угол по самой верхней кромке полированной поверхности, настолько потешно шевелил непропорционально длиннющими светлыми усами, насколько это можно было воспринять смотрящему на него человеку, и наблюдатель улыбнулся. Насекомое через мгновение достигло края, на секунду замерло в нерешительности, продолжая шевелить усищами над внезапно открывшейся бездной, ринулось вниз, но у следующей черты, преломляющей плоскости, видимо, передумало путешествовать вниз головой, свернуло вправо, и двинулось синусоидальным путём по боковой грани, через почти равные промежутки расстояния периодично боязливо-суеверно приближаясь то к одному, то к другому краю, пока не скрылось из виду, исчезнув за массой стола.
          Тогда ему надоело стоять на одном месте, мир снова обрёл реальность, и воздух стал холодным. Он прошелся по комнате неслышными шагами, круг, следующий, остановился у окна, любуясь золотом природы, и тут, словно выстрел из снайперской винтовки, в голову пришло ПОНИМАНИЕ: лучший друг в беде. То, что это самая настоящая истина, а не выдумка, он осознал сразу же, в один краткий миг, но пораженный разум упорно перебирал и сопоставлял бесчисленные комбинации фактов и событий, а перед глазами уже мелькали какие-то непонятные развалины, катакомбы, подземные хода, журчащая вода, слякоть кругом, вскрик, борьба, отчаяние, блестящее железо, горячая тёмная кровь, тьма. "Как же так, - вдруг подумал он, - как такое могло случиться? Так не должно быть. Какая-то нелепица получается! Как он там оказался?!! Ведь он видел его вот, только накануне! Это, скорее всего, произошло сегодняшней ночью! Но почему до сих пор никто ничего не сообщил ему?!" Словно в ответ на последний не озвученный вопрос, в пустой прихожей требовательно взорвал тишину зуммер дверного звонка.
          Первым желанием было без промедления, немедленно отворить дверь, открыть дорогу вестнику и получить пусть не полную, но всё же информацию привычным, обыденным способом. Подтверждение или опровержение - то, что нужно, чтобы разложить всё по полочкам, чтобы всё вернулось на круги своя.
          Но он, совершенно неожиданно, почувствовал заползающий в душу ледяной страх, мышцы свело напряжением, тело рванулось вперёд, но остановилось и замерло, словно натолкнувшись на невидимое препятствие. На цыпочках, в собственной квартире, как испуганный зверь, он прокрался к входной двери, и осторожно переставив свои ботинки в сторону, глянул в старый дверной глазок. Стоявшие там люди имели хмурые официальные лица, хотя одежда - гражданская, повседневная. Их вид говорил: мы, мол, нормальные, обычные люди, но угрюмо-серьёзные физиономии выдавали в них немного большую нормальность, чем у остальных людей.
          " Милиция, наверное, - пронеслась мысль, - или какая-нибудь мафия".
          - Здравствуйте, милиция, - в воздухе, перед самым его носом, мелькнули красные корочки в крепко сжатых пальцах, - нам нужно увидеть гражданина…
          Положение оказалось хуже некуда, но не безнадёжное. Убито-спокойная жена друга сидела на тахте совершенно тихо, лишь время от времени делала нервную долгую затяжку, и тут же выпускала дым злой, направленной струей на красивый узорчатый ковер. Она не ревела и не выла, не рвала на себе волосы, не искала виновных в случившемся. Это какая-нибудь другая, может, и заревела бы, не пожалела бы косметики на лице, а она держалась и не стесняла присутствующих в комнате мужчин, причем за такое обстоятельство каждый из них был ей молчаливо благодарен. Ему, вдруг захотелось сказать ей что-то теплое, ободряющее, но слова, идущие от чистого сердца самым неподходящим образом застряли на полпути в горле, образовав там настолько колючий ком, что на глазах чуть не выступили предательские слёзы. Тогда он решил просто, молча провести рукой по её волосам, и этим жестом показать, что всё будет хорошо, но внезапно что-то ему подсказало, что если он сделает так, то она не выдержит и расплачется. Он тут же поспешно сунул сразу обе ладони в карманы наспех наброшенной легкой куртки. Разозлясь на своё бессилие чем-либо помочь ей, он отвернулся и принялся бесцеремонно рассматривать знакомые и незнакомые лица других участников сборища.
          - Значит, повторяю, Ваша задача - взять телефонную трубку и спокойным голосом, не запинаясь и мыча, сказать то, что мы Вам написали вот на этой бумажке, повторите!
          - Я должен сказать то, что написано на этом листке бумаги.
          - Говорите!
          - Саша, не волнуйся, мы всё предусмотрели…
          - Дальше!
          - А что Вы предусмотрели, позвольте полюбопытствовать?
          - Это Вас не касается.
          - Ответьте, а то, что Александр окажется ранен, возможно, тяжело, Вы тоже предусмотрели?
          - Я сказал - читайте дальше!
          - И то, что он окажется в западне, из которой практически невозможно выбраться живым, Вам было ясно, как божий день?
          - Дальше!!!
          - …ситуация под нашим контролем…, - он покачал головой, - интересно, каковы бы я имел результаты, имея настолько идеальный контроль?
          - Что!? Такого в тексте нет!
          - Конечно, нет! Это мои некоторые мысли вслух, размышления по поводу…
          - Оставьте свои мысли знаете у себя где?! Вы должны говорить только то, что Вам велено, и не лезть, куда не положено. Вы точно уверены, что не знаете, зачем… ну, допустим, потерпевшему понадобилось говорить именно с Вами?
          - Во-первых, Вы ошибаетесь, я никому ничего не должен, ну а во-вторых, я уверен, что не знаю, зачем Александру понадобилось разговаривать именно со мной. И даже не догадываюсь.
          - Тогда я не стану напоминать Вам об ответственности за дачу ложных показаний.
          - Это очень мило с Вашей стороны. Я и не знал, что нахожусь на допросе!
          - Вы находитесь при исполнении особо важного государственного задания…
          От раздавшегося телефонного звонка, все, не исключая и его, вздрогнули, хотя и ожидали нечто подобное. После секундной паузы трубка была поднята, и незамедлительно протянута ему. Не готовый ни к чему, он окончательно растерялся, и опустошенный стоял, не чувствуя на себе пристальные взоры. Секунды растягивались неимоверно, но всё же одна за другой канули в вечность. Его же это, казалось, не волновало.
          Прочитать то, что от него требовали, было нужно, но невозможно. Как он может сказать ЭТО своему другу? Как он потом будет смотреть ему в глаза? Как он сможет жить, если именно эта отвратительная ложь отберёт у друга жизнь?!!
          - Ну!
          Трубу он взял медленно, словно нехотя. Приложил к уху, и несколько секунд простоял, замерев, как отлитая статуя, слушая далёкий голос. Когда же, наконец, заговорил - каждое слово звучало предельно чётко и ясно, даже по бумажке трудно так воспроизвести текст, соблюдая точную продолжительную дискретность между словами. Речь облачилась в звонкую, осколочную форму, тяжёлым металлическим потоком расползаясь по комнате:
          - Нет, этого делать не нужно. Неправда! У тебя есть всё, чтобы выйти победителем. Используй свой РАЗУМ, СИЛУ и УДАЧУ. Я верю в тебя. Вперёд!
          Трубка опустилась на рычаг, он обвёл пустым взглядом присутствующих, и сказал уже совершенно с другой интонацией, негромким, но твёрдым голосом:
          - Теперь всё зависит только от него самого. Самая лучшая наша помощь - не мешать ему. Когда операция завершится – позвоните мне. А сейчас я вынужден откланяться - мне необходим отдых. До свидания!
          Тишина. Всё-таки люди - это странные животные. Даже будучи голодными, они будут рычать довольно долго, но стоит внезапно вырвать из самой их пасти вожделенную добычу, как тут же наступает тишина. Он упивался этой бесконечно краткой паузой, пытаясь впитать её всю, без остатка, ощутить сверхконцентрированный вкус разрушительнейшей, пусть и мимолётной победы, мечтая продлить этот миг до максимально возможных пределов. Скорей, скорей запомнить эти изменившиеся, вытянувшиеся лица, отпечатать покрепче в памяти всю эту немую картину, чтобы потом на досуге всласть насладиться произведённым эффектом. Ох, и дорого бы он сейчас отдал за самый никудышный, конченный фотоаппарат, лишь бы сделать один-единственный бесценный кадр. И больше ничего для счастья на сегодня не надо.

          Глухая узкая, затянутая в плотно сжавшиеся, аккуратно обтёсанные камни, улочка, уводила куда-то туда, вверх, в высшую точку эпитафии, пустоты и ничего. Небо огромно. Поистине огромно, раз оно способно вместить эту улочку в ничтожно малой толике своей сущности. Кроме того, там же ещё помещается и Город, и Земля, и весь этот удивительный Мир. Хвала Провидению, устроившему отражение…
          - Значит, ты утверждаешь, что тепло Солнца такое же горячее, как тепло костра?
          - Нет, мой господин, не утверждаю, а лишь предполагаю, ибо нет у меня возможности ни доказать свою ничтожную гипотезу, ни опровергнуть её.
          По толстому, упитанному лицу сверху вниз пробежала очередная, бесконечная по счёту, крупная капля пота. Несмотря на испепеляющую, всепроникающую жару, толстяк был замотан в очень тёплые одежды, а голову, как обычно, украшала грубая грязная тряпка, вольготно расположившаяся в несколько вонючих, от того же пота, слоёв на мясистых ушах. Не в пример хозяину, стройному, красивому серому ослу нелегко давался каждый шаг, бедное животное буквально приседало на ходу по мере продвижения вперед, отчего толстяка непрерывно мотало из стороны в сторону, и похоже, последнему эта процедура доставляла блаженное довольство. Тихому, даже робкому, методичному стуку копыт в пустынном каменном пространстве вторил протяжный, низкий скрип левого колеса волочившейся следом маленькой тележки, битком набитой всевозможными корзинами с персиками, виноградом, абрикосом, вишней и прочими фруктами. Далёкий огнедышащий предмет разговора находился в самом зените, безжалостно уничтожив всякую естественную тень стен, а вместе с ней и надежду найти убежище от палящих прямых лучей в этом пышущим знойным жаром каменном нескончаемом канале.
          - Послушай, раб, твои речи забавляют меня, и ты пользуешься этим. Но твоя бестолковая болтовня и утомительна для меня. Смотри, старый пёс, я прикажу всыпать тебе столько золовых плетей, пока ты не откусишь себе свой глупый язык! Ха-ха-ха. Как ты потом будешь нести свои выдумки?...
          - Очевидно, с помощью языка жестов, мой добрейший господин (взрывной приступ новой волны утробного смеха). К сожалению, люди, не исключая и меня, не в состоянии овладеть искусством общения при помощи видения мыслей, но даже и в этом случае, о-о, вид наказываемого раба, вызвал бы у вас чувство наслаждения и удовлетворения (груда сала зашлась в смехе настолько, что бедному ослику пришлось совсем туго, уже несколько раз он едва не потерял равновесие, его тоненькие ножки до сих пор чудом не подкосились).
          - А ты действительно, не так уж и глуп, как кажешься (из узких, заплывших жиром, лоснящихся щелей-бойниц вывернулись наружу два маленьких колючих глазика, и уставились на заросшее многодневной щетиной лицо шагающегося рядом старика). Дома разгрузишь тележку, и возьмёшь на кухне удвоенную меру обеда. Скажешь - хозяин разрешил. Но не забудь взять и вдвое больше неразбавленного вина! Ха-ха-ха. Я уже сейчас хочу это видеть. Ха-ха-ха-ха.
          Край щедрого солнца обильно одаривал заботливых земледельцев. Хлеба, фрукты, овощи уродились в этот год особенно богато. Уже много лет минуло, как земля этих мест перестала поливаться человеческой кровью под острый звон закалённого боевого железа - успешная война постоянно расширяла географические просторы страны, и фронт военных действий перенёсся на расстояние многодневного перехода в сторону восхода светила. Всё предвещало удачу и благополучие.
          - А почему ему опять вдвое больше, чем мне?
          Гнев маленькой девочки-подростка Таниты всем присутствующим казался вполне справедливым и праведным. Чувствуя молчаливую поддержку окружающих, она поставила свою худенькую угловатую фигурку в позу полного презрения к ненавистному старику, и приготовилась на этот раз довести начатую атаку до победного завершения. Непривычно прямой нос, чёрные вьющиеся кудри, смуглая кожа безошибочно выдавали в ней кровь тёплых морей.
          - Вы посмотрите на него! Всё утро ничего не делал, лишь прогулялся с господином до рынка и обратно, переставил с тележки полупустые корзины, а теперь осмеливается требовать удвоенную меру! Да он не сделал и десятой части того, что я…
          Договорить она и в этот раз не успела. Словно из-под земли, за её спиной выросла огромная тёмно-лиловая фигура эфиопа Манабу. Будучи правой рукой хозяина, Манабу делал всё, чтобы сохранить оказанное ему доверие, и совершенно безжалостно наводил порядки практически мгновенно. "Если вы увидите камень, который плачет - значит, он откололся не от Манабу", - такой характеристикой оценивали тихим шепотом этого человека подневольные жильцы дома. Но именно за непритворную жестокость Манабу и был приближен к делам хозяина. Миг, и гордый ребёнок отлетел к противоположной стене кухонного навеса, сильно ударившись затылком об глинобитный порожек, остался лежать без памяти неподвижно. Сердца людей сковал ледяной ужас, каждый непроизвольно ощутил себя на месте Таниты, маленький дворик окутала мёртвая хрустальная тишина: мгновение, и самый тихий шорох разобьёт её вдребезги. Все ожидали чего-то большего, однако гнев Манабу исчез практически так же мгновенно, как и появился. Но ужасно было выражение его лица – однополюсным магнитом отталкивало напрочь любой взор. Оглушительным кульминационным взрывом зазвучал негромкий умасленный голос хозяина:
          - Какие же вы бестолковые рабы, стоит только оставить их без присмотра, как они готовы глотку друг другу перегрызть из-за куска моего, заметьте моего, хлеба. Да вы не заслуживаете и десятой доли того, что я вам даю. Девчонка - дрянь. У меня слишком добрая душа, уже давно следовало бы продать её солдатам. Ну что вы тут столпились, пошли все вон работать! Манабу, принеси двойную меру неразбавленного вина старику и живо!
          Онемевшие от неожиданности люди засуетились, хаотично задвигались, сталкиваясь друг с другом, но всё же очень скоро дворик остался пуст. Манабу, верный пёс, уже давно надел добродушно-заискивающую маску, при финальной фразе хозяина трусцой заковылял в винный погребок. Толстяк, в ожидании предстоящего зрелища, заблаговременно завалился на низенькую, затенённую густыми кронами скамеечку, сверх меры устланную небольшими подушками, и тотчас к нему подскочил расторопный мальчишка с опахалом из грубой кожи, пытаясь создать повелителю прохладу из потоков застоявшегося, пропитавшегося кухонными запахами, воздуха. Он знал, что тот, кому принадлежит его жизнь вместе со всеми потрохами, бывает иногда чрезвычайно щедр, особенно после непомерно плотного, сытного обеда, и если заметит, может отблагодарить лишней плошкой еды рабов: переваренной кашей или помоями - остатками роскошного хозяйского стола.
          Лишь один раб-старик с невозмутимым спокойствием продолжал доедать дополнительную порцию пищи. Казалось бы, случившееся ни мало не затрагивало его, движения его были неторопливы и плавны. Опустошив плошку, поставил её на землю, отмашным движением разогнал успевших налететь на жертвенную горсть мух, неспеша поднялся, молча подошел к лежавшей и забытой девочке, и положил руку на её шею, пытаясь нащупать пульс. Она оставалась живой, но несвойственная бледность её лица напугала его. Тогда он сжал двумя пальцами её трепетные тонкие ноздри, и стал мотать рукой из стороны в сторону в надежде привести Таниту в чувство.
          - Раб, зачем ты это делаешь, ты что, хочешь взять её в жёны? Хи-хи, неужели ты всё ещё чувствуешь в себе мужчину? Был бы ты молод, я бы приказал отрезать тебе всё лишнее, и продал людям Востока. Говорят, хорошие евнухи сейчас опять в цене. А из тебя получился бы очень хороший евнух: болтать языком ты умеешь, ха-ха-ха!
          Он не испытывал ненависти к своему толстому хозяину-идиоту, не испытывал и страха, он научил себя не замечать плоских шуток глупца (глупцов). Что стало с ним? Что случилось в этом мире? Когда-то, много лет назад всё было для него понятно и просто. Жизнь, его собственная жизнь, принадлежала только ему одному, и никому другому. Просторы света открыты для всех его начинаний, и он хотел стать воином, землепашцем, виноделом, да кем угодно, даже купцом, он чувствовал в себе силу, желание свернуть горы, он был ловок и смел. Его учили на удар отвечать ударом, на хитрость - местью, на доброту и ласку - щедростью, на каждое действие - противодействием, ему говорили, что не нужно думать: на все случаи жизни есть готовый ответ, надо лишь научиться выбирать наиболее достойный. Всё. Это всё. Познав подобные истины, он увидел, как мир разделился в его глазах на две неравные половинки: мир врагов - обширный, огромный, всегда опасный, вечное поле брани, и мир друзей - узенький круг, крошечный замкнутый мирок, в котором он, якобы, должен чувствовать себя спокойно и уютно, но и одновременно постоянно держать себя в напряжении, быть начеку, чтобы не получить удара в незащищённую спину от близкого человека, которого любишь, уважаешь, и которому доверяешь.
          А он стал врачом, целителем, и все его враги и друзья смешались в единое целое, мир снова воспринял форму неразделённого круга, ставшего полем его деятельности. Рождение, смерть, боль, страдания, долгожданная радость исцеления, "тихое счастье", печальная безысходность - вот то, что затрагивало его гораздо больше других мелочей, будь то война или мир, праздники или будни, новые законы или старое беззаконие, всё то, что он считал абсолютно недостойным своего внимания, людские глупости, заслуживающие лишь полное презрение и забвение.
          Люди белого света! Независимые, гордые, сильные, непорочные! Чистые духом и телом, светлые головы, где же вы?! В грязи мирской вы были рождены, в грязи вы и жизнь свою проживаете! Все ваши поступки и помыслы грязь грязью пропитать пытается, совесть ясную, незапятнанную очернить старается. Всё то, что не подвержено пороком в вас - великим изъяном окрещивается, ибо не терпит грязь сути чистоты нутром своим поганым, на нет изводится от самого факта существования ей не подобного! И каждый ваш неверный шаг, каждый проступок в сей же миг приветствуется и одобряется, с каждой вашей ошибкой грязь тихой капелькой, скользким ручейком проникает в вас, причащая собой, наполняет вашу душу, и вы становитесь частью грязи, вас больше нет, вы и грязь - одно целое.
          Люди белого света! Где же вы… Как тонкие, нежные лепестки утренних цветов, благоухающие ароматом росы и свежести суровой, холодной ночи, опадают вниз от зловонного дыхания смрада, и гибнут, равнодушно сожалея, в отвратительной, ложной теплоте алчно ненасытной сущности, вы растворяетесь без остатка и права на надежду в новом мире грядущих перемен, уничтожаете природу света, принося с собой лишь всё самое худшее, убивая таких же, какими ещё совсем недавно были сами вы…
          Раскалённый диск солнца уже прокатил по небосводу две трети своего дневного пути, а полуденный зной, казалось, и не собирался ослабить испепеляюще-жаркую удушающую схватку. Природа замерла, и лишь самые послушные рабы, всё время трусливо ожидавшие грозный окрик деспотичного господина, осмеливались выйти из-под навесов и спасительных крон деревьев под прямые лучи света, и отчаянно борясь со всеохватывающей ленью, создавали довольно удачный вид требуемой, кипучей деятельности.
          - Манабу, сын шакала! Ну, сколько ещё нужно тебя ждать?!! Где вино для старика? Я хочу видеть это!
          Однако Манабу слишком хорошо знал своё дело и нрав хозяина, чтобы его надо было подстёгивать криком. Собственно, отсутствие Манабу не превысило и минуты. Хозяйская глотка ещё только начала издавать первые звуки возмущения, а Манабу уже стоял рядом, с запечатанным, но пока не заплесневевшим кувшином кислого, неперебродившего хорошо вина. Другому человеку на это понадобилось бы несколько минут. Хозяин был доволен таким толковым рабом, как Манабу, но поорать ради профилактики старался всегда. Просто так, в своё чванливое удовольствие.
          Не дожидаясь следующего подгона, Манабу незаметным движением вынул маленький, остро отточенный кривой нож, и умелыми, стремительными действиями аккуратно и быстро извлёк пробку. Не останавливаясь, одним плавным манёвром, раб также быстро, но осторожно, наполнил посуду старика до самых краёв тягучей, противной жидкостью.
          …Медленно-медленно ползёт ручей вверх по склону пятнистого хребта, липнет и капает объёмной слизью; то остановится, то опять пойдёт, и нет конца-края ему. Плавится хребет. Еле слышно звенит тишина под ласковым покровом испаряющегося мрака. Протяжно дышат камни. В сладкой истоме мнется небо, зацепившись за землю кружевным горизонтом, вытягивается купольным коромыслом, нисколько не боясь сломаться и лопнуть зеркальным звучным пузырём.
          Вечность пошла вспять. И много всего. Это хорошо, что этого нет. Всё много. И всё - мираж. А над миражом гордо реет коршун. Он всегда там, потому и реет. Всё уже хорошо. Пусть будет так, хотя бы прошлое мгновение… Усталость. Старость. Тишина. Назойливые мухи. Назойливые люди. Назойливое солнце. Нет, никогда не будет покоя!
          - Очнись! Да очнись же ты, наконец, старый пень! Что ты здесь делаешь?
          - Я плавлюсь в межвременье, как раскалённый металл в огненной ступе, по желанию и воле кузнеца Антония…
          - Не глупи, старик, отвернись от солнца и раскрой глаза пошире. Ты же сидишь прямо по центру торговой площади!
          Как, оказывается, трудно отвести взгляд от багрового, наполовину утонувшего в пылающем зареве кущ гигантского светила, когда весь мир в глазах долгое время заполнен им одним. Это не пристальное вглядывание, нет, это гораздо больше, это всецелое поглощение, впитывание, растворение в чём-то одном, всеобъемлющем, всеохватывающем, имеющим единую суть, монолитную структуру. Как, наверное, хорошо растворить свой разум, своё сознание в чём-то запредельном, в том, где нет и близкой видимости границ, где покой и уют иллюзорны, но чувствительны, где есть свобода, но нет ощущения времени.
          Вставай, раб. Сейчас, как и раньше, ты есть то, что ты есть, и ты не имеешь себя. Ты, как и любая другая вещь, принадлежишь этому миру, этим взглядам, этим извращённым и деградированным душам, помыкающим тобой ради своей прихоти. Эй вы, глупые создатели мира и вселенной, так не может продолжаться вечно!!! Нельзя столько издеваться над отдельным человеком, над тем, что ещё имеет для него хоть какое-то значение, тем, что ему свято и дорого, и чего ещё не в силах отобрать у него.
          "Брось, раб, - сказал он себе, - ты желаешь смерти, как единственное избавление от твоей бесконечной усталости. Но боги мудры - они забирают лишь свежие, сильные и молодые души на обширных нивах сражений, и нет богам дела до какого-то убогого старикана с измученной душой. Не будет тебе, раб, и после смерти покоя - всё, что не нужно бессмертным, они отдают своим божественным псам, ибо такова уж судьба всех калек, переставших ощущать на себе ненавязчивую симпатию небожителей в момент ли рождения, либо чуть позже…".
          Продолжая находиться в абсолютной духовной опустошенности, старик посмотрел на обтёсанные камни. Никуда не хотелось уходить с этого тёплого, насиженного места, все его физические силы иссякли, ног он не чувствовал. Однако же, восприятие откуда-то нащупало нечто повеявшее новое, пока недосягаемое и необъяснимое, но уже неотвратимо и прочно изменившее устоявшееся сознание. Непостижимая ВЕЧНОСТЬ плавно, но решительно, очень-очень тихо, начала перетекать в веха.
          Откат.
          Словно маятник, достигший наивысшей точки своего отклонения, замер в неком задумчивом ожидании, и в какой-то момент осознавший, что, оказывается, в его мире существуют и кое-какие законы природы, коим он, оказывается, вынужден подчиняться, понял-таки, чего от него хотят, и, добровольно подчинившись этим законам, робко начал свой обратный путь. Плавная неторопливость, всё так же плавно перетекала в скорость, насыщаясь ускорением, веха перерастали в столетия, столетия - в года, года с огромной скоростью распадались на часы, часы тут же крушились на минуты, минуты стремительно влетели в секунды, мгновение коллапсировало возврат в реальность.
          Ещё секунд тридцать старик оставался неподвижен, как бы пытаясь понять: проснулся он али нет? Очередная жирная навозная муха с натяжным гулом пролетела мимо его лица и упала на мочку его правого уха. И вместе со звуком летящей мухи, вся звуковая какофония окружающего мира взорвалась в голове старика, заполнив существующую пустоту криками, ревом, стуками, шуршаниями, щебетаниями, шорохами. И только затем, он, в полной мере, ощутил всю нелепость своего месторасположения, свою никчемность, свою глупость. Да, действительно, он сидел в центре пустеющей площади, и сидел уже давно, потому что окружающие люди уже и не обращали на него внимания. Рядом с ним валялись побитые, уже изрядно подпорченные сливы, а с его головы соскользнула на землю громадная, объеденная дынная корка.
          - Очнулся? Вставай, пошли! Хозяин уже интересовался тобой.
          Старый добрый раб Виллис возвышался над стариком, будто живое напоминание всё ещё существующих устоявшихся социальных порядков и правил, которым в этой жизни нужно подчиняться. Можно тяжело вздохнуть тысячу раз, но избежать приказа ЖИТЬ не удастся. Старик поднялся, и, не обращая внимания на Виллиса, побрёл домой.


          Ночь принесла ему покой, но, как всегда, ненадолго. Несмотря на сгустившиеся сумерки, спустившаяся с небес прохлада не сумела пробиться сквозь продолжающийся источаться жар камней. И от чувства недостижимости вожделенного совершенно пересохло во рту, а голова, после краткого забытья, грозила разразиться тупой жестокой болью. Как может человек жить в этом адском пекле? Он с трудом открыл глаза и попытался навести порядок в своих ощущениях. Тело желало прохлады, оно уже слабо подчинялось его воле, тело требовало вечный покой и окаменелой бездвижности. Мозг хотел только сна и отдыха от ненавистного роя тяжелых мыслей. Да и ещё этот огромный ватный язык, залипающий к нёбу и постоянно угрожающий провалиться в глотку.
          "Вода, - начал просыпать разум, - мне нужна спасительная холодная вода". Он заставил себя оторваться от пылающего его жаром грязного настила и поднялся на локоть. Ночная тишина впитала в себя все стоны, крики и вопли дневной суеты. Из-под навеса над головой наполовину выкатился огромный, мертвецки бледный диск луны. Что-то ему не понравилось в её напряжённо-печальном виде. Осторожно, стараясь не производить лишнего шума и шорохов, он сделал первый неуверенный шаг по тёплому камню. "Главное - не поскользнуться, не упасть и никого не зацепить", - он попытался сосредоточиться на этой единственной мысли, всплывшей в его затуманенном сознании. На его счастье, камень не мог предательски скрипеть, трещать, хрустеть, а на пути не лежало ничего лишнего. Когда подошва босой ноги опустилась на утоптанную дорожку между нестройными колоннами постоянных обитателей сада, он сразу же почувствовал приятный холодок земли. Это оказалось весьма кстати, следующие шаги дали ему чувство огромного наслаждения.
          В залитом сиянием луны саду, он без труда нашел колодец, открыл массивную деревянную крышку. "Где же ведро?". Доброе кожаное ведро оказалось на глубине, он это понял по опущенной вглубь колодца верёвке после скорых попыток отыскать его наощупь. Наспех подняв воду, он жадно припал прямо к краю ведра, неслышно расплёскивая излишки по бороде и одежде. Если бы его увидел в этот момент Манабу или, не дай бог, хозяин - он не дожил бы до утра, ни один раб не посмеет осквернить своим ртом колодезное ведро. Но сейчас ему было не до этого, густой ледяной поток проникал в него всё глубже и глубже, сводя безжалостной судорогой нервные окончания зубов, обжигая холодом горло и пылающие жаром внутренности. К чёрту страх! Ему надоело постоянное чувство подавленности и унижения. Как никогда ранее, ему захотелось хоть что-нибудь сделать так, как он этого желал, даже если за этим последует наказание и смерть. Да и что ему смерть? Освобождение от крепко держащих его жизненных пут? Пусть будет так! Он человек, вдоволь поживший на этом свете, многое повидавший, старый и слабый - ему ли бояться смерти? Пусть животные боятся!
          Вместе с этой мыслью пришло насыщение, и он вылил на себя остатки спасительной влаги. Ничего-ничего. Это есть хорошо. Мокрая ткань не даст телу быстро нагреться. Бешено билось сердце. От внезапно появившейся слабости стали подкашиваться ноги, мир в глазах поплыл куда-то в сторону, и он почёл за благорассудие поскорее сесть наземь, привалившись спиной к каменной стене колодца.
          - Дай воды мне тоже.
          От неожиданности он выронил ведро, и попытался прикрыть голову рукой, но осознание того, что опасности нет, пришло раньше, и он заставил себя твердо сфокусировать взгляд на стоящем рядом человеке.
          - Танита, глупый ребёнок, как же ты меня напугала, моя душа едва не ушла через пятки к праотцам в землю!
          Танита и сама перепугалась не меньше него, и безмолвно смотрела прямо перед собой широко раскрытыми глазами. Видя её огорошеность, он смягчился:
          - Подставляй свою миску - я налью тебе воду.
          Она взглянула на него с недоумением:
          - Я не взяла миску…
          - Как же ты будешь пить?
          - Так же, как и ты.
          - Но ты же знаешь, что за это могут строго и больно наказать!
          - Ну и пусть - ты же пил.
          - Я это я - старик, который уже зажился на этом свете. А ты ещё ребёнок, ты только начинаешь свою жизнь.
          - Я не хочу бояться смерти, - Танита храбро оглянулась в сторону стоящего дома. - Доставай воду, или я достану сама!
          Ну и как ему сладить с этой упрямой девчонкой? Он, превозмогая разлившееся по телу чувство удовлетворённости и блаженства, заставил себя встать, и, со слабой надеждой, что всё останется в тайне, принялся бесшумно вытаскивать из колодца воду. Крепко ухватив ведро руками, он жестом подозвал Таниту и стал ждать, пока она растворит свою жажду. Впрочем, отпив совсем немного, она озорно и весело стрельнула в него глазами, и, зачерпнув обеими ладошками холодную жидкость, принялась размазывать её по своему правильной формы, но немного чумазому лицу.
          Он оторопел. Это уже было не просто нарушением негласного табу, это вообще было немыслимо!
          Между тем, девчонка привела в порядок свою мордашку и шею, а остатки воды, забрав из его рук ведро, вылила себе на ноги.
          - Как же ты посмела мочить руки в колодезном ведре?! - только и смог вымолвить он.
          - Ну и пусть. Сегодня большая луна. Она освещает всё вокруг, как днём, - Танита запнулась, словно в нерешительности, потом, глядя ему прямо в глаза, заговорщически приблизившись к его лицу, шепотом добавила:
          - И сегодня я отсюда убегу. Только ты до утра об этом никому не говори. А потом можешь даже рассказать, что я мыла в ведре руки. Расскажи об этом хозяину, и, обязательно, Манабу, пусть он сдохнет от своей чёрной злости!
          Затрепетавшая на её губах улыбка полностью выдавала её внутреннее торжество. Она предвкушала месть. Запоздалую, но изощрённую месть за все те ужасы и страдания, что ей пришлось пережить в этом доме.
          "Совсем ещё дитя", - пронеслось в его мозгу. Он уже знал, что этой мести не суждено сбыться, но его охватили сомнения в успешной реализации её побега. И, зная её упрямый характер, у него оставался ничтожно малый шанс отговорить девчонку от такого рискованного и практически невозможного шага. Однако он обязан воспользоваться всеми имеющими у него средствами воздействия на неокрепшую душу. Безрассудно храбра и наивна.
          - Послушай, Танита, скажи мне детка, а как ты собираешься пройти через городские ворота? Ты же знаешь, что они запираются на ночь, и стражники схватят тебя быстрее, чем ты даже попытаешься открыть хотя бы одну створку?
          - Я не боюсь стражу, - она снова испытывающе посмотрела на него. - Нет особой нужды идти через городские ворота. Я знаю место, где можно пройти под стеной: там есть ход.
          Это уже становилось интересно. Значит, существуют путь из города, о котором он ничего не знал. Он почувствовал, как в нём просыпается старая надежда.
          - А ход достаточно широк?
          Теперь Танита насторожилась, но быстро догадалась:
          - Ты тоже хочешь сбежать?
          - Если ты не против такого попутчика, как я.
          - Что ж, пошли. Для меня проём достаточно широк, и я думаю, что и ты протиснешься, - легко согласилась она.
          - Пошли немедленно, - не дал ей опомниться он, и, взяв её за руку, повлёк к уличной калитки. Если шанс существует, то они не имеют права терять ни секунды. К нему вернулась ушедшая сила, и шаг стал широким и твёрдым, как много лет назад. Потерять свою жизнь он не боялся, но его грызло чувство обязанности сделать всё, чтобы спасти жизнь Таниты.
          Теперь было неважно - увидит кто-нибудь их или нет. Посреди ночи вряд ли кому придёт в голову мысль, что они устроили побег. Но он не строил иллюзий полной безопасности. Каждое мгновенье он ждал чьего-то окрика в спину. Это было не самое страшное, он смог бы найти тысячу отговорок, но тогда о побеге пришлось бы забыть надолго, да ещё не известно, как себя поведёт Танита в этом случае: ребёнок есть ребёнок, и опытному плуту выведать её планы не составит тяжких трудов…
          Собака у калитки или спала, или делала вид, что спит, а может, и убежала куда-то, но на них она не отреагировала никак, что, впрочем, и ожидаемо - для собаки они были свои. А завтра, если всё у них получится, на этом самом месте будет лежать совершенно другая собака, и долгое время для неё не будет своих, а только все чужие.
          Калитка, по своему обыкновению, чуть скрипнула, и они оказались на улице, чётко ограниченной высокими каменными стенами. Камни всё ещё хранили тепло ушедшего дня, но удушающий зной уже сошел, прогулка обещала быть приятной. Однако он не об этом сейчас думал, а о том, что кто-нибудь из челяди мог услышать скрип уличной калитки, и не упустить возможности проверить: кому понадобилось среди ночи выходить в город, и тогда ему уже труднее будет найти оправдание, а каждый раб знает, что излишек подозрительности иногда может обернуться весьма жирным хозяйским куском. Не выпуская руки Таниты, он со всей скоростью, на которую был способен, устремился к ближайшему повороту, за которым их уже не будет видно в этом залитом ярким лунным светом канале, моля всех богов, чтобы там, за стеной, никто не услышал звонкие шлепки двух босых пар ног об шлифованную, гладкую поверхность брусчатки. Ожидание даже самого тихого оклика удвоилось, и сейчас ему действительно стало страшно, да ещё и эта одышка замедляла его шаги, а молодость, по инерции, тянула вперёд, грозя оторвать ему руку. И снова начало покалывать сердце.
          Когда до первой уличной извилины оставалось с десяток шагов, он не выдержал, и, задохнувшись, взмолился:
          - Постой, Танита, хватит.
          И, немного переведя дух, добавил:
          - Давай остановимся, здесь нас уже не видно.
          Танита послушно остановилась рядом с ним, хотя по ней было видно, что она против затеи с остановкой, в ней ещё было достаточно нерастраченных сил, чтобы бежать и бежать, без оглядки.
          - Не обижайся на меня, девочка моя, - произнёс он, когда дыхание начало восстанавливаться. - Это слишком тяжелая нагрузка на старика, но пока у нас есть несколько мгновений на отдых. Я только хотел спросить: куда мы идём?
          - Сейчас нам нужно попасть к северной части городской стены. Помнишь, там есть место, где течёт ручей…
          - Но там же вмурована решетка?!
          - Да, но вода подточила лежащий под решеткой камень, и один из прутьев стал шевелиться, а если его вытащить, то я смогу пролезть на другую сторону!
          - Но то, что он шевелится, ещё не означает, что его можно вытащить. К тому же ещё не факт, что туда пролезу я.
          - Но я подумала, что ты можешь попытаться.
          Спорить с Танитой дальше не имело никакого смысла. Он не стал спрашивать: откуда она узнала о решетке, об ослабшем пруте. Впрочем, дети - они же вездесущи, да и присмотра за ними особо пристального нет. А девчонка молодец. Не сдалась, не опустила руки, и нашла-таки путь-лазейку. Сердце вроде бы поотпустило, да и дыхание нормализовалось, погони нет, вокруг всё тихо, и луна призывает идти дальше. Вот сил только нет, но их уже, наверное, больше и не будет.
          - Пора идти. Пойдём кратчайшей дорогой - через торговую площадь. Мы должны с рассветом быть далеко от города.
          И они устремились дальше, но уже без бега - скорым, торопливым шагом.
          Хмурая площадь встретила их пустотой обычно забитых людскими телами пространств. Мог ли он подумать вечером, сидя в беспамятстве на этих грязных камнях о том, что ночью ему предстоит вернуться сюда, да ещё и с Танитой? Как же всё-таки непредсказуемы повороты судьбы!
          На их счастье, даже в центре города они не были замечены, а может быть им, и показалось, что их никто не видел - сейчас это не имело никакого значения. По молчаливому согласию, они не стали останавливаться в столь уязвимом для взгляда месте, и повернули в направлении северной стены. Уже было далеко за полночь, до рассвета оставалось лишь несколько часов, и диск луны начал сходить со своего звёздного ложа, оставляя на камнях огромные тени от двух торопящихся фигур.
          Вскоре они благополучно добрались до места. Серый массив каменной стены возвышался огромным девятым валом над цепью высоких насыпных холмов, надёжно прикрывающих город от вражеских катапульт. Впрочем, в холмах имелась и естественная брешь в виде русла текущего ручья, по ней-то они и вышли к стене. Расположение очень удобное и достаточно безопасное - даже случайно заметить их было невозможно. Несмотря на острейший дефицит времени, он не стал торопить события, наблюдая за действиями Таниты. Та прямиком кинулась к сооружённой в стене арке ручья и принялась там что-то усердно тормошить. Однако желания далеко не всегда совпадают с возможностями, и Танита, вскоре, после ряда безуспешных попыток, начала это понимать. Вся в грязи, с мокрыми волосами, с жирной чёрной ручейной глиной, спадающей комками с её колен, она выползла из-под арки, и с голосом, полным отчаяния воззвала к нему:
          - Ну что же ты стоишь?!! Помоги мне вытащить этот чёртов прут!!!
          Он понял, что она на грани истерики, но вида не подал и суете не поддался - это удел слабых. Осторожно, стараясь не испачкать одежды, старик спустился к арке и начал методично исследовать решетку. Один из вертикально стоящих коротких металлических прутьев действительно имел некоторую свободу движения вдоль своей оси. Тогда он соотнёс расстояние между соседними прутьями и нашел этот результат вполне удовлетворительным. Чистотой одежды, конечно, придётся пожертвовать, но его голова и грудная клетка должны пройти. Затем он повернулся к изнывающей от нетерпения Таните (ох уж эта горячая южная кровь!), и спокойно спросил:
          - Танита, на что ты рассчитывала, когда шла к этой решётке?
          Ожидание Таниты было так велико, что она не задумываясь, выпалила сразу:
          - На тебя - ты же мужчина, значит должен быть сильным!
          В очередной раз к нему пришло понимание, что он вовсе не случайно оказался в этом побеге.
          - Танита, пусть боги к тебе будут благосклонны, но почему именно я?
          Она поняла, что проговорилась, и хитро прищурившись, ответила:
          - Потому что ты добрый. Добрее тебя в этом городе никого нет. Ты людям помогаешь.
          Да уж. Всю жизнь так помогал людям, что теперь пытается стать беглым рабом. Железный аргумент, спорить бесполезно. Что ж, всё в руках богов.
          - Ты серьёзно считаешь, что я, старик, способен вытащить этот штырь?
          - А разве нет? - неуверенно промямлила Танита.
          - Моих сил явно не хватит его вынуть, несмотря на то, что он шевелится.
          - Ну и что же теперь делать?
          - А что обычно делают в подобных случаях?
          - Берут кайло и разбивают камень.
          - Хорошо, давай мне кайло, и я разобью камень, если только нас не схватят разбуженные жители ближайших домов.
          Весь боевой запал Таниты бесследно испарился, первое же препятствие расстроило её, и она, со слезами на глазах, сердито бросила ему:
          - Всё равно я не вернусь туда! Манабу меня убьёт. Лучше ты убей меня здесь, сразу, чтобы потом не мучиться!
          И ему опять стало жалко эту несмышленую девочку, и опять он не показал этого, а продолжил:
          - Кайла у нас, конечно, нет. Но у нас есть наш разум. И он нам должен помочь, больше нам надеяться не на кого. Мы вместе это сделаем. Сейчас ты вернёшься к городу, и поищешь что-либо похожее на толстую длинную ветку, или ствол небольшого дерева. И нужно делать это срочно, пока не скрылась луна. Ступай.
          Танита поняла, что старик что-то задумал, и ей хватила ума не возражать и не переспрашивать: как какая-то палка может им помочь? Дальнейший успех мероприятия теперь полностью зависел от действий старика, и она немедленно молча развернулась и пошла прочь. Он тоже не стал терять драгоценных минут, и сразу же отправился на поиски. Через некоторое время его соискания увенчались двойным успехом: он наткнулся на каменную глыбу внушительных размеров, поодаль от которой лежал камень размером поменьше. Его-то старик поднял над головой обеими руками, и, изо всех сил, бросил в направлении арки, большой же камень оказался неподъемным, пришлось катить. Это, конечно, заняло у него значительный запас времени, но Танита ещё не вернулась, и поэтому он торопился, но не спешил. Пот тёк широким потоком по его лбу, заливал глаза, ладони постоянно норовили соскользнуть с камня, но он не позволял себе останавливаться и отдыхать. Когда камень попал в ручей, катить стало ещё тяжелее, но цель уже была слишком близка, чтобы переводить дух. Он боялся, что если он остановится, силы покинут его окончательно, и до самого утра он не сумеет ничего сделать. Внезапно в городе взвыла какая-то собака, и от её тоскливого воя ему вдруг стало страшно за Таниту: как она там, а вдруг их побег уже обнаружен, и за ними следом идут стражники, увидят и схватят девочку, но чем он сейчас сможет ей помочь? Он твёрдым духом заставил себя пересилить треволнения и с удвоенными силами продолжил начатое дело. А вот и арка. Оставалось совсем немного: подтащить глыбу и упереть её в решетку, аккуратно между прутьями. Тем временем, Танита вернулась, таща за собой старую, сухую до бела оглоблю от конской упряжки. Увидев запыхавшегося старика, она смутилась, и, бросив оглоблю в сторону, негромко произнесла:
          - Если ты не хочешь работать в моём присутствии, то тебе не нужно было просить меня искать эту деревяшку, я бы и так, просто подождала бы в сторонке.
          - Нет, Танита, что ты. Оглобля сейчас очень кстати. Подожди, я пока отдышусь. Принеси пока вон тот небольшой камень.
          Не заставляя упрашивать себя дважды, Танита молча пошла, и принесла требуемый осколок.
          Старик чувствовал себя плохо, как никогда, но цель была так близка, что он готов был ещё тысячу раз перекатать к ручью этот весомый ключ свободы. В голове опять начинался сумбур, но он заставил себя держать ясность и сосредоточиться на работе. Взяв оглоблю и камень, он подошел к арке, и просунул более толстый конец дерева в щель между шатающимся прутом и лежащей рядом глыбой. Свободное для хода рычага пространство было лимитировано внутренними стенами арки, и он, после недолгих поисков, всё же нашел оптимальное расположение точки опоры плеча оглобли, и, зафиксировав там малый камень, жестом подозвал стоящую рядом Таниту помощь ему нажать на рычаг.
          - Давай, девочка моя, пришло время отдать все наши силы во имя свободы.
          Танита, поначалу, неуверенно взялась за торчащий край оглобли, но, видя его титанические усилия отжать прут, вцепилась в неё со всей своей детской силой. Он же, несмотря на производимый вид человека, работающего на пределе, постоянно контролировал положение импровизированного рычага, опасаясь, что конструкция может развалиться из-за смещения векторов прилагаемых сил. Эх, как бы оглобля не треснула! Однако и прут начал деформироваться под действием чудовищного давления. Ещё немного, ещё чуть-чуть, и стержень превратился в дугу. Старик боялся ослабить хватку: дело пошло.
          Когда конец прута вышел из своего углубления в камне, раздался звон спружинившего железа, потом хруст дерева, и они, по инерции, со всех сил врезались в стену. Рычаг всё-таки преломился о край арки. Но у них всё получилось с первого раза. Он подошел к лежащему в ручье выдавленному стержню и осмотрел его:
          - Какая хорошая сталь. Почти ровный, не погнутый прут. Танита, ты цела?
          Танита всё ещё приходила в себя после удара об стену, и растирала придавленные пальцы.
          - Как сказал один мудрый человек: "Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир", - он выбросил прут далеко на вершину холма.
          - Этот мудрый человек, ты? - спросила Танита, глядя на него с восхищением.
          - Нет, что ты, конечно не я. Это было давно и не здесь, когда он так сказал. Луна уже почти скрылась, очень скоро начнёт светать, пора идти дальше. Лезь ты первая.
          Ощущение близости свободы всегда даёт дополнительные силы подневольному человеку. Танита тотчас же подскочила и юркнула под арку, а ещё через мгновенье она была по ту сторону решётки. Медленно и кряхтя, проклиная свою старость, полез следом и он, и, на его собственное удивление, он нигде не застрял, и ни за что не зацепился. Неужто боги сегодня и вправду решили им помочь? Вот же она, свобода и независимость от многолетнего рабства, встречает черной звёздной ночью! Но он не чувствовал радости. Скоро начнёт просыпаться челядь, подготавливая хозяина к базару, с полчаса, может, ещё их никто не хватится. Но когда проснётся хозяин, их начнут искать. Таким образом, ещё час-полтора форы у них будет, пока обнаружится, что они не в городе. Однако потом, скорее всего, начнётся погоня, и укрыться им будет негде, особенно, если преследование будет вестись собаками. Тем не менее, поначалу лучше пойти по дороге, а с восходом солнца уйти подальше в степь, возможно, отлежаться, главное, чтобы не увидели, но если всё же собаки?!
          Несмотря на давивший его груз тяжёлых мыслей, он искоса наблюдал за своей беспечно идущей рядом спутницей. Эх, юность-юность.
          - Танита, скажи, а куда мы идём?
          - Туда, - девочка неопределённо махнула рукой перед собой.
          - Но, я надеюсь, у тебя было целью некое место, куда ты хотела сбежать?
          - Неа.
          - Может быть туда, где живут папа-мама?
          - Нет.
          - Но где же мы тогда остановимся, и будем жить?
          - Мы будем жить там, куда придём, и где будет хорошо, не будет хозяев и злых людей, а наоборот, все люди будут добрые, и будут помогать друг другу.
          - И как же мы найдём это место?
          - Какой ты смешной старик, - Танита искренне удивилась его наивности и улыбнулась, - мы будем идти до тех пор, пока не найдём такое место.
          Он же, в свою очередь, даже и не стал улыбаться - не было причины:
          - Тогда мы можем вернуться назад. Ибо в душе все люди добрые, и мало кто считает себя действительно злым, даже хозяин. Просто для каждого случая излияния зла они находят для себя какое-либо оправдание, и это оправдание иногда может быть даже понятно другим.
          Танита посмотрела на него, как на сумасшедшего. А он, не глядя на неё, продолжал:
          - Да-да, и не смотри на меня так, мой маленький и юный друг. Когда-нибудь, и в твоей жизни наступит момент, когда ты вспомнишь наш разговор, и поймёшь, что в целом я был прав.
          Она растеряно замедлила шаг, потом вовсе остановилась, и, повернувшись к городу, громко воскликнула, нервно сжимая кулачки:
          - Я не вернусь туда никогда, даже если меня поймают, я всё равно убегу, я ненавижу этот город!
          Уже полностью рассвело, и единственное, что выдавало местонахождение города - это узенькая светлая полоса опоясавшей стены, надёжно защищающей сон спящих жителей от внезапных и беспощадных врагов. Только теперь, находясь на значительном расстоянии, он начал постепенно ощущать всю прелесть того подарка судьбы, что он получил минувшей ночью. Словно огромная гора сошла с его души. ОН СВОБОДЕН И ВОЛЕН ДЕЛАТЬ ВСЁ НА СВОЁ УСМОТРЕНИЕ. Им больше не будут помыкать и командовать. Не будут обращаться, хуже, чем с животным, не будут унижать, чтобы возвысить себя над его достоинством. Его жизнь с этих минут снова принадлежит ему, а не является никчемной игрушкой в садистской прихоти ополоумевших от чванства и бездарности глупцов. Стоя издали, и, смотря на эту сонную обитель, ему сейчас нисколько их не было жаль оттого, что им даже с божественной помощью не дано понять, насколько само их существование противно окружающему их миру. БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ, И БУДЬ ПРОКЛЯТ ВАШ ГОРОД! И пусть даже в ваших смертных чертогах, вам никогда не будет покоя от загубленных вами безвинных душ!
          Он решительно отвернулся от города, с твёрдым намерением не увидеть его больше никогда, но словно в ответ на его последние мысли, со стороны стены донёсся негромкий, но отчётливый треск, похожий на рокот неведомой мощной стихии, и следом дрогнула вся земля.
          Что это такое? Они обернулись на шум, и не поверили своим глазам: полоска стены стала шевелиться и дергаться, напоминая проснувшуюся голодную змею, потом она лопнула посредине, и они увидели, как город разделила огромная рваная расщелина, по краям которой городской ландшафт плясал и качался на гигантских волнах, будто находился на поверхности мягкой, раздираемой титаническими усилиями, бумаги; и энергия тряски делала своё дело: стены рушились, и дома, постройки, улицы, сады и площади с шумом исчезали в разрастающемся, зияющем чреве земном. Прошли лишь считанные секунды, не стихли ещё толчки, а от следов человеческих не осталось ничего, и сомкнулись края внезапной пропасти, и остались на изрытой поверхности земной лишь каменные обломки того, чем несколько минут назад была окольцовывающая город стена, и над этим всем оседал великий столп песчаной пыли. Однако даже когда эта пыль почти рассеялась, они так и остались стоять посреди дороги, до глубины души потрясённые увиденным зрелищем, и старик, как заведённый, шептал: "…они услышали, да они услышали, они спасли их…". В его глазах только что произошло полное торжество справедливости, и боги воздали всем по заслугам. Но он опять не чувствовал радости. Слишком много людских душ только что отправились в иной мир на его глазах, чтобы он мог спокойно это воспринимать. "Может быть, там остался кто-нибудь живой, - пришла ему в голову мысль, - кто сейчас действительно нуждается в его помощи, находясь на границе жизни и смерти?!" Он чувствовал, что должен туда вернуться, чтобы помочь тем, кто выжил, но оставшийся страх оказаться пойманным, как и страх перед городом в целом, проецируемом в его сердце вечной концентрацией зла, был сильнее его - он уже вкусил первый вздох долгожданной свободы, чтобы вновь подвергнуться риску её потерять. И он растерялся. Впервые за много лет, он не знал наверняка, как ему поступить: вернуться назад, или равнодушно продолжить свой путь, забыв об этом месте, как страшном сне?
          Пока он терзался в сомнениях, Танита выпустила его крепко сжатую руку, и молча пошла назад. И только в этот момент, глядя на эту детскую непосредственность, он понял - никакой погони за ними никогда не будет, никто не побежит и не догонит, и никому они сейчас не нужны. Он усмехнулся: "Старый дурак, ты умрёшь с этой рабской привычкой пугаться любой, даже собственной тени. Тебе даже не интересно: что же осталось от целого города - так стремительно ты пытаешься отмахнуться от своего прошлого". Устыдившись, окликнул девочку:
          - Зачем ты туда идёшь?
          - Просто, - ответила Танита, - хочу посмотреть, что стало с городом.
          - Танита, тебе лучше туда не ходить и не смотреть. Там нет ничего такого, что тебе понравится.
          - Я только поближе подойду…
          - Тебя могут покусать собаки!
          - Ну и пусть.
          Любопытство ребёнка, как и женщины - это та самая сила, перед которой не устоит ни одно препятствие. Он не мог и не хотел ничего возражать, и они вместе пошли обратно.
          По мере приближения к той границе, где когда-то возвышалась городская стена, он постепенно ускорял шаг, а когда до развалин оставалось не больше полусотни метров - и вовсе побежал трусцой. Танита не отставала, и ни о чём не спрашивала - и так понятно без слов. Всё очевидное было там - за стеной, за холмами. Появилось новое, странное чувство, причем оно было необъяснимым, но безусловным, как будто в повседневной, реальной жизни, вдруг, сталкиваешься нос к носу с призраком, и, хотя разумом понимаешь, что этого не может быть, это, наверное, сон, это фантастика, но глаза упрямо утверждают обратное, что факт есть факт, и разум лихорадочно пытается найти какие-то логические объяснения, оправдания, не выдерживающие, впрочем, в мгновения самой встречи, никакой критики. На пути назад, он автоматически искал следы внезапно прошедших перемен в окружающей их природе, местности, но явно их найти не мог, хотя понимал, что что-то всё же изменилось вокруг, но что? Долго он мучился над этим вопросом, пока его не осенило: пыль. Она покрыла землю тонким налётным слоем, и каждая ложбинка, кочка, бугорок словно поменялись друг с другом местами, и там, где ещё полчаса назад была придорожная канавка, сейчас возвышалась крутая насыпь. Это казалось невероятным, но рельеф местности действительно был изменён. Когда же он проходил между обломками стен, то уже не удивился, не обнаружив на своём месте нанесённых человеком холмов, теперь здесь образовалось хаотичное нагромождение расколотых пластов грунта с растущими на поверхности покровами травы, и всё это постепенно заболачивалось неспешно прибывающей ручейной водой, но всё же нашедшую свой прежний путь сквозь чудом сохранившуюся арку.
          В его глазах это была катастрофа мирового масштаба. Ни людей, ни животных, ни домов, ни заборов, ни улиц, мощённых камнем - ничего этого не было, как будто и не существовало вовсе целого города. Лишь огромное, исковерканное землетрясением пространство распростёрлось на том самом месте, где не одну сотню лет кипела жизнь колоритного симбиоза. Он вспомнил хозяина и ослика, Манабу и Таниту, раба Виллиса и прочих рабов. Интересно они успели проснуться? Должно быть счастлив тот, кто погиб спящим, не вкусившим в полной мере ту долю ужаса, что досталась бодрствующим. Он прислушался: нет ли стонов, может боги сегодня оказались милостивы не только к нему с девочкой? Но не было слышно ничего, только лёгкий ветер тихо шумел в ушах. Впрочем, ещё бы, удивляться тут нечему: от города не осталось и следа, совершенно никаких признаков места проживания массы людей. Тем не менее, он продолжил блуждать среди разломов и беспорядков, в надежде всё же оказаться кому-нибудь полезным.
          - Я хочу есть, - Танита успела налазится по рытвинам, и теперь вся в грязи, в испачканной ещё с ночи одежде, предстала перед ним. - Я обыскала всё вокруг, но еды нигде нет.
          Реальность, как обычно, бьёт всегда по болевым точкам. Он-то ещё пока не чувствовал голода, но рано или поздно тот даст о себе знать - солнце уже поднялось довольно высоко. Эх, где же те прекрасные фруктовые сады, что в изобилии росли в каждом дворе, принося хозяевам весомую дополнительную прибыль? Ничего этого сейчас нет, лишь разбитые, лежащие вповалку пласты земли. Где он сейчас смогут раздобыть пищу? Растут ли дикие деревья, дающие съедобные плоды, вокруг города? Насколько он помнил из утреннего похода за городскую черту - кругом сплошная степь, лишь кое-где периодически встречаются куцые, выжженные светилом деревца. Тогда на что им надеяться? В здешних местах им могут помочь только люди. А где ближайшее поселение? Пожалуй, работой они могли бы обеспечить себя едой, но это опять проклятая зависимость от кормящей руки. Что же делать? Без запаса воды они не смогут слишком далеко уйти от города, вернее, от того, что от него осталось. Но в чём нести воду?
          От обилия вопросов, на которые у него не было ответа, он совсем запутался. Нужно обдуманно оценить обстановку и принять единственно правильное решение. Итак:
          1) они на месте города, голодны.
          Отсюда вытекает два следствия:
                    1.1) еду нужно искать здесь;
                    1.2) пищу придётся искать в другом месте.
          Как ни крути, а ничего съестного в этом месте не осталось - значит, отсюда вытекает то, что
          2) им нужно уходить отсюда и искать пищу за пределами города. Но, кроме еды ещё нужна и вода.
          Следовательно, учитывая то обстоятельство, что в городе они не могут остаться, для успешного решения поставленной цели есть три варианта:
                    2.1) если населённый пункт находится в пределах дневного перехода, им в дороге хватит сил обойтись без воды и еды;
                    2.2) если до населённого пункта идти более одного дня (точно зная направление движения) необходимо иметь достоверную информацию о местонахождении источников воды во время пути;
                    2.3) либо же им достаточно иметь при себе запас воды, гарантирующий её достаточность во время пути.
          - Знаешь ли ты, Танита, есть ли где здесь поблизости какой-либо город или деревня, не заброшенная, а населённая людьми?
          Танита кисло улыбнулась:
          - Если бы я знала, то уже давно пошла бы туда, а не тратила время на тебя.
          Удивительно откровенный ребёнок. Что ж, где находится хоть одна живая людская душа, кроме них - неизвестно. Автоматически расстояние до ближайшего поселения увеличивается до бесконечности. Он не имеет право на ошибку: на его совести жизнь ребёнка. Где находятся колодцы - также неизвестно, поэтому отпадает и второй вариант. Конечно, при помощи богов и чуда они, может быть, и найдут уцелевший кожаный бурдюк, либо, на худой конец, хотя бы полую высушенную тыкву, потратив на поиски не один драгоценный час, а что потом? С таким запасом максимум, на что они могут рассчитывать - трое суток, а потом окажется, что всё было зря, и мучения напрасны, зачем было тратить столько сил, когда результат тот же?
          Эх, люди-люди. Он опять вспомнил тех, кто был жив ещё вчера, с кем он говорил, кого уважал и кого ненавидел. Как им далеки все его сегодняшние проблемы! А если бы он оказался сейчас с ними? Хозяин, Манабу, челядь, базарная площадь, людской гул - что бы для него это значило после смерти? Ничего. Он понял, что там, за границей жизни и суеты, у него уже не будет презрения и ненависти к каким-то конкретным людям, досады на назойливость окружающего мира, ничто его не потревожит, ибо не будет ему дела ни до чего, он полностью растворится в долгожданной тишине и покое. Смерть сняла бы с него оковы желаний и притупила чувственность, а остальное не имело ровным счётом никакого значения. "Вот она - зависть мёртвым, проявление слабости и равнодушия к насущным проблемам, - поймал он себя на мысли, - твоя задача сейчас: вытащить отсюда девчонку, по возможности здоровую и невредимую, а потом можешь прийти сюда, и закопать себя заживо вместе со своим вечным хозяином, старый пёс!" Какая, всё-таки, циничная шутка богов!
          От ощущения сухости во рту, он, не торопясь, в задумчивости подошел к ручью, и принялся пригоршнями утолять подступившую жажду. Приятный холод влаги вернул в нём живость разума, и первое, на что он обратил внимание - это была Танита, которая с большим видимым удовольствием ходила, приподняв свисающие края одежды, выше по течению ручья. Это было уже слишком.
          - Танита, сумасшедшая девчонка! Ты свою совесть и ум забыла ночью в городе, а сейчас вернулась и не нашла, да? Разве ты не видишь, что я пью эту воду. И если у тебя совсем не осталось никакого уважения к моим седина, подумай хотя бы о тех людях, что живут ниже по течению…
          И в этот момент сознание выдало готовый ответ на второй вопрос: ручей! Какой же он глупец! Видимо, ослеплённый гибелью города, он, старый пень, совсем утратил способность мыслить! Люди живут у открытых источников воды, следовательно, на берегу ручья рано или поздно они найдут поселение, ручей - сам по себе постоянный запас всегда свежей и прохладной воды. Так чего ж они теряют такое дорогое время?! Нужно отправляться немедленно на поиски людей.
          Танита, не вылезая из воды, открыла было рот, чтобы сказать ему какую-нибудь обидную гадость, когда он резко оборвал её:
          - Идём.
          И зашагал по течению ручья к каменным обломкам стены. Таниту аж перекосило от злости:
          - Какая муха тебя укусила?! То ходил полдня, как полоумный, сопли жевал, то словно сорвался с цепи и побежал - не догонишь. Я же тебе уже десять раз говорила: я есть хочу и пить!
          Он усмехнулся, и, не останавливаясь, через плечо бросил:
          - Ешь и пей.
          Танита непонимающе смотрела на него:
          - Дай мне еды и воды, старик.
          - У меня нет еды, ты же это прекрасно видишь. Посмотри вокруг. Где еда?
          - Нету еды.
          - Нужно идти туда, где мы можем найти еду. Возможно, этого не произойдёт сегодня, завтра, послезавтра, или никогда. Но нам надо попытаться встретить людей!
          - Каких людей? Зачем людей? Я не хочу больше встречаться с людьми, они опять будут бить и ругать.
          - Ну, хорошо, не людей, но едой и жильём нам в любом случае необходимо обзавестись. Не ходить же всю жизнь под открытым небом голодными!
          - А вода? Где мы возьмём воду? Я уже сейчас очень сильно хочу пить, но не одного колодца не осталось. Может, сначала выроем колодец?
          - Вода у тебя под ногами. Могла бы уже давно напиться.
          Танита скривилась так, что, казалось, её сейчас вырвет, но вместо этого, она вдруг закричала:
          - Ой, собачка!
          Быстрая серая тень метнулась навстречу детской радости. Он не поверил своим глазам. То существо, которое, как минимум, дважды не должно было пережить прошедшую ночь, вприпрыжку с девочкой гарцевало вокруг ошеломленного старика, и не было ясно, кто больше рад: собака человеку, или человек собаке.
          - Собачка, собачка, хороший пёсик остался жив, нашёл нас, - счастье ребёнка было настолько неподдельным, что умиление хлынуло-таки широким потоком в его душу, и разулыбавшись, он на миг позабыл о тяжести их положения, но, впрочем, спохватившись, подумал о том, что, пожалуй, псу действительно удалось отвлечь Таниту от мыслей о еде, и это обстоятельство, возможно, отсрочит очередной приступ нытья на несколько часов. Нужно торопиться. А то, что животному удалось выжить - это хорошо. Ему было приятно осознавать, кроме них с Танитой здесь есть ещё кто-то живой. Значит, не так уж у них всё и плохо.
          Вперёд! Теперь он действительно поверил, что у них начинается новая жизнь, а город навсегда канул в ненавистное прошлое.
          Безостановочно прошагав первую сотню шагов, он всё же не выдержал и обернулся. Оба, и Танита, и собака, взахлёб пили ручейную воду. И он опять улыбнулся. Интересно, кто из них начал первый? Наверное, пес - девчонка никогда бы не пошла на такое. А впрочем, может и пошла. Какая разница? Грядёт время, когда им всем предстоит делать то, чего они никогда не делали.
          Идти по крутым склонам вдоль ручья оказалось намного утомительнее, чем он думал, поэтому ему пришлось выйти на более ровное место. Несмотря на то, что солнце уже давно находилось в зените, жара не ощущалась, наоборот, легкий ветерок и свежесть близкой воды бодрили тело, придавали сил, усталости не чувствовалось в помине. А вскоре послышался приближающийся лай и смех - путь обещал стать даже весёлым. Шаг за шагом они удалялись от места природной катастрофы, и каждый понимал, что назад путей не существует.
          Бесконечная плоскость выжженной степи имеет одно удивительное свойство: она очень ловко умеет прятать текущую воду. За полста шагов о наличии ручья можно догадаться только по насыщенному свежестью воздуху, да возрастающей массе гнуса. А кажется, что впереди ровное голое место, и нет никаких складок местности. И лишь приблизившись на пару десятков шагов, вдруг, открывается узкий, не более пяти-шести метров шириной, естественный ров с крутыми берегами, и бегущим по дну ручьём.
          Сие обстоятельство сыграло с ним злую шутку. Поняв, что негоже дистанцироваться слишком далеко от ручья, он вынужден был идти вплотную вдоль русла, опасаясь потерять направление и уйти в степь от воды. У него не было навыков ориентироваться по солнцу, а маячивший шанс заплутать, отбивал любое желание поэкспериментировать на деле. Да тут ещё и Танита опять начала скулить о еде, да и пёс плёлся позади, не поднимая больше клубы пыли. Пришлось выдумать вероятность нахождения человеческого жилья за первым же изгибом реки. Где он возьмём пищу после этого изгиба? Появилось понимание того, что этот вопрос его самого интересует далеко не в последнюю очередь. Вода уже в горло не лезет, желудочную пустоту ею не зальёшь. Впереди ночь, а у них нет ни еды, ни тёплой одежды, ни огнива с кремневым камнем для разжигания костра. "Пока ещё достаточно светло - будем идти, - решил он, - кто знает, вдруг действительно впереди есть кров и хлеб. А если нет, что ж, тем не менее, рано или поздно он там будет, и с каждым мгновеньем мы к нему ближе и ближе. А когда начнёт смеркаться - делать нечего, придется искать место, где можно провести ночь". Если бы они были сыты, переночевать можно было бы и без огня, но ослабший от истощения организм слишком восприимчив к холоду. Оставалось надеяться, что боги будут к ним благосклонны и дальше, не дадут погибнуть ночью…
          Впереди стало видно, что река упирается в береговую стену, словно бы ей поставили плотинную преграду. Это казалось невероятным, это было необъяснимым, но это было именно так. Танита даже не задала ни единого вопроса, а собаке, похоже, это было не важно, она уже не шла рядом с ними, а бегала трусцой поодаль от них, что-то вынюхивая в земле. Люди же, как загипнотизированные шли навстречу загадочной плотине, и лишь в непосредственной близи от этой цели он начал догадываться об истинности природы данного явления. Быстрый шаг, другой, третий - да, так оно и есть! Река не упиралась ни в какую плотину - она круто, почти под девяносто градусов брала вправо, и тянулась с несколькими незначительными извилинами до самого горизонта, а они стояли, разинув рты, в самой вершине треугольника, образованного катетами-крылами подвижной воды. И там, за другим берегом, лежала всё та же выжженная степь без всяких намёков на присутствие человека.
          - Ну и куда ты меня завёл? - первая реакция ребёнка была, как всегда, чрезмерно эмоциональной, - теперь ты видишь, что если бы мы пошли по прямой, то сейчас были бы уже далеко отсюда, совсем в другой стороне! Ты глупый и никчёмный старик! Где та еда, что ты обещал за первым поворотом?
          - Там, за первым поворотом, - он махнул рукой по течению.
          - А это что по-твоему?
          Он почувствовал, что придётся опять пускаться в словоблудие, но иного выхода не было. Ребёнку надо всё объяснить за один раз так, чтобы это выглядело правдой (или максимально приближено к правде), и чтобы не было последующих вопросов.
          - Это просто речная извилина. Так вода ищет себе путь, выбирая наиболее низкие участки местности. Кроме того, ты сама видишь, что если бы река поворачивала совсем в противоположную сторону, нам бы пришлось всё равно идти бы столько же, только не вправо, а влево, но ты же ничего тогда не сказала бы, правда. Я же не сказал, куда именно будет поворот, а ты подумала о повороте налево, кто же виноват в том, что река потекла вправо? Я же не знаю эту реку, я, как и ты, здесь впервые. Вот будет поворот налево, тогда, может, мы и встретим людей, которые смогут нам помочь. А пока мы прошли слишком мало, ты же сама знаешь, что города так близко друг к другу стоять не будут, тем более, на одной реке.
          Танита всё это внимательно выслушала, молча повернулась и пошла дальше. Что тут скажешь? Демагогия удалась, нытьё отменяется.
          Когда край солнца упал на линию горизонта, он понял, что пришло время искать ночлег. Визуальные поиски ничего нового не дали: всё та же степь, да всё та же речка с крутыми берегами. Лишь вдалеке росло одинокое низкое деревце, может быть, под его кроной найдётся хоть немного сухих листьев, годных для ночлежной подстилки? Да и от воды ночью пойдёт холод, тогда им точно не поздоровится.
          Листьев, на самом деле, оказалось мало, можно сказать, что их и не было вовсе, а прохлада предстоящей ночи чувствовалась уже вполне ощутимо. Танита уже не ныла, а выла, подпевая урчанию своего голодного желудка, собаки же и вовсе не было видно - где-то бегала. Он привалился спиной к тонкому стволу и вслушался в вечернюю тишину. Щебетания птиц более не было слышно, зато гул насекомых усилился значительно, но его периодически гасил пытающийся подняться ветер. Какой же всё-таки тернистый путь к свободе! Им удалось вырваться, остаться в живых, но их мучения не прекращаются, перетекая в более новые, изощрённые пытки.
          Сон не шел, не сказывалось даже напряжение и усталость прошедшего дня. В сумерках вернулась собака. Была ли она сыта, или набегалась порядочно, но, нагло втиснувшись между ним и ребёнком, сразу же заснула. Оставалось ей только позавидовать. Девчонка пялилась в ночную тьму, в тусклом свете появившейся луны ярко мерцали зрачки её широко открытых глаз. О чём она думает? Об ужине, конечно же, о доме, о чём же ещё? Разговаривать не хотелось, да и любая тема постепенно свелась бы к еде. Уж лучше попытаться сразу заснуть, ещё неизвестно, когда им предстоит вкусить пищу.
          - Как ты думаешь, старик, сюда могут прийти хищные звери? - Таните явно не спалось, у неё были свои детские страхи: ребёнок есть ребёнок. Он не стал отвечать: тепло собачьего бока накатило на него первые волны дрёмы, и он не захотел выныривать из их спасительных глубин - пусть думает, что он спит.
          - Хорошо, что у нас есть наша собачка, она нас защитит, правда собачка?
          Собачке было абсолютно наплевать и на диких страшных зверей, и на детскую наивность, и на чувство дружеского участия в ночной беседе, ни один мускул не напрягся в её теле, а посвистывающее дыхание не прервалось и на миг. Танита, не дождавшись ответов, вздохнула, послышалась краткая возня, и всё стихло.
          Проснулся он перед самым рассветом от дикого холода. Поначалу ничего не мог понять: всё вокруг утонуло в плотной пелене, но потом сообразил - туман. Собачий бок уже больше его не грел, и теперь он увидел почему - между ним и собакой лежала Танита, причём большая часть её тела располагалась на собачьем, а ноги она спрятала под свисающие края его одежды. Однако подобная наглость не возмутила его, наоборот, он улыбнулся. Даже в таких тяжелых, нечеловеческих условиях, девчонка пытается взять себе от жизни по максимуму. Такого качества он в себе никогда не находил, и знал, что никогда не обнаружит, хотя и приходилось порой расплачиваться весьма высокой ценой. Он искренне был восхищён ею. Значит, не всё у них так уж и плохо, они ещё поборются за своё существование.
          Пытаясь размять затёкшие члены, он с большим усилием встал, и отправился было к реке, но, пройдя первые метры, понял, что если он ещё сделает хоть пару шагов, то никогда в таком тумане не найдёт ни реки, ни дерева со спящими спутниками. Пришлось вернуться обратно. По телу, от наступающего переохлаждения, пробежала очередная крупная дрожь, и стало предельно ясно, что ни о каком продолжении сна не может идти и речи. Оставалось только, как можно тише, ходить вокруг дерева, стараясь всевозможными движениями разогреть себя. Хорошо ещё, что девчонка спит, и не чувствует этот ужасный холод, и не видит его судорожных попыток согреться, иначе бы точно стала его высмеивать, обзывая сумасшедшим.
          Первое пятнадцатиминутное ожидание восхода солнца, как единственную на тот момент панацею от холода, прошло особенно тяжело, тело так и продолжало трясти от холода, а у него уже появилась одышка и усталость. Зато, кажется, стало немного светлее, но и туман вокруг стал гораздо плотнее. Продолжая шагать, он сделал небольшую паузу, и, подстёгиваемый холодом, продолжил невольную раннеутреннюю гимнастику. Да, это не спокойная дрёма на остывающих камнях, под тёплым и грязным тряпьём!
          В последующие пятнадцать минут у него открылось второе дыхание, и он уже двигался, не стесняясь своего дурацкого вида. Стало совсем светло, и даже в консистенции тумана наметилась тенденция к рассеиванию.
          Танита проснулась с первым лучом солнца, как ранняя пташка. Озабоченно, спросонья покрутив по сторонам головой, она звучно зевнула, и принялась тереть грязными кулачками глаза. Он не стал останавливать свою буйную пляску, так как уже достиг состояния отупения от холода, и теперь ему казалось, что его движения вполне естественны, хотя бы потому, что перестал колотить более сильный озноб. Танита, вопреки его ожиданию, не начала смеяться над его тепловым бессилием, она сама почувствовала лютый холод, и потянулась было к собаке, чтобы посильнее прижаться к её теплому боку, но та вдруг вскочила, и скрылась в туманном мареве. Видимо, девчонку эта мелочь огорошила весьма прилично, потому что несколько долгих минут она сидела неподвижно, собирая в одну кучу свои эмоции, желания, силы, потом, опять посмотрела на безобразия, творимые стариком, потом, с первой мыслью, к ней пришло понимание, что старик ей ничем помочь не в состоянии, и, встав, она отправилась было к воде. Ему пришлось догнать её, и попытаться объяснить, что в таком тумане она может запросто сбиться с пути, и уйти совсем в другую от реки сторону. Подумав ещё немного, Танита нашла для себя его слова разумными, и они вернулись к дереву. Несмотря ни на что, девчонка предпочла продолжить сидеть под деревом, скрестя на груди руки в жалкой попытке удержать остатки телесного тепла, её, как и полчаса назад старика, бил сильнейший озноб, и она ничего не могла с этим поделать, или не понимала, что ей нужно делать, чтобы согреться, изо всех сил делая вид, что ей и так неплохо. Он же чувствовал себя уже вполне сносно - старая кровь начала более-менее быстро циркулировать в его жилах, давая если не тепло, то ощущение доминирования жизненных процессов в организме над смертью. Туман постепенно рассеивался, очень медленно, но верно белая завеса прижималась всё ниже и ниже к земле, распадаясь на огромные и невесомые куски седого воздуха, съёживалась и таяла. И открылась во всю ширь синевы поднебесная высь, и он буквально почувствовал своей кожей ласковое и горячее давление косых солнечных лучей, и понял, что этого достаточно, чтобы возрадоваться приходу нового дня и счастливому продолжению жизни. Ну, здравствуй, Солнце!...
          - Я сейчас умру от голода!
          О, это начал приходить в себя молодой организм, и теперь он будет резонно требовать подпитки своих сил для решения поставленных задач предстоящего дня. И от этого никуда не денешься. И это первая, самая сложная проблема прямо с утра! Как обеспечить их пищей он не имел ни малейшего понятия - просто еды не было нигде вокруг, и кроме остатков тумана, да тяжёлых размышлений вкушать более было нечего. И он только развёл руками, отвечая на пристальный и укоризненный взор Таниты. И также молча, каждый испытал потребность сходить хотя бы на речку - напиться чистой свежей воды.
          Внезапно из тумана выбежала собака, и из её раскрытой пасти к ногам Таниты выкатился небольшой серый камушек довольно правильной, округлой формы. Однако девчонка подобиделась на добродушную псину, и на "поиграть" отреагировала резко:
          - Не лезь ко мне со своими игрушками! Иди теперь, сама в них играй, не нужна ты мне, плохая собачка!
          Но в поведении собаки вовсе не было признаков стремления начать игру: она то пыталась убежать в туман, но сразу же возвращалась обратно, скулила и беспокойно суетилась. Танита, не долго думая, высокомерно фыркнула, и собралась уж было оттолкнуть от себя пяткой собачий подарок, когда его озарила догадка, и он успел в последнее мгновенье схватить этот "камень".
          - Послушай, Танита, а тебе не показалось, что она нас куда-то зовёт?
          Не дожидаясь ответа, он пошёл следом за истомившейся собакой, и, лишь пройдя с десяток шагов, бросил взгляд назад: Танита, с бесконечно недовольным видом, плелась позади.
          Однако их скорость, похоже, абсолютно не устраивала собаку, которая успела сделать вокруг них уже с десяток кругов.
          Через минуту Танита не выдержала:
          - Ну и куда мы топаем? Я хочу напиться воды! Мы же потеряем речку!
          В ответ он протянул ей то, что принесла собака:
          - Выпей это.
          - А что это?
          - Яйцо.
          - Ты предлагаешь мне выпить сырое яйцо?
          - Если не хочешь, его могу выпить я. А ты пей воду.
          Видимо, голод сделал своё дело гораздо лучше стариковских убеждений, потому что Танита, после недолгого разглядывания его со всех сторон, озабоченно спросила:
          - А как его разбить?
          Он молча забрал яйцо, потом, вдруг, вскинул руку к солнцу, пристально глянул на просвет, потом тщательно поскрёб по нему пальцем, как бы проверяя чистоту его поверхности. "Сколько дней этому яйцу? - обеспокоила его мысль, - не даст ли оно обратный эффект? Вроде бы чистое, похоже, снесено вчерашним вечером, в крайнем случае, утром. Насколько сильно развились процессы зарождения новой жизни?" Однако внешний вид яйца не внушал ему особо страшных подозрений, да и какая-никакая, а еда, и он с напускной уверенностью щелкнул по нему ногтём, и также молча протянул ей обратно. "Главное, не показать ей сомнения, а то и вовсе откажется есть эту дрянь". Расковыряв и отбросив в сторону треснутые обломки скорлупы, Танита одним залпом высосала всё содержимое яйца. Он брезгливо поморщился.
          - Какой-то странный вкус. Но вполне съедобный, - удовлетворённо вымолвила она после оценки своих ощущений, - однако маловато.
          "Слава богам, - подумал он, - её устраивает".
          Собака куда-то пропала, и, хотя от тумана уже почти ничего не осталось, он всё ещё надёжно хранил отдалённые невысокие предметы. "Потопали за пищей, называется, - начал волноваться старик, - оказались неизвестно где: ни еды, ни собаки, ни речки. Дерево, правда, вон оно над туманом высится, а толку?..." Внезапно раздавшееся справа утиное кряканье нарушило ход его мыслей. "Утка пытается увести собаку от гнезда", - пронеслось у него в голове, и он пошёл дальше, ориентируясь на слух. Едва не потеряв равновесие, он понял, что под ногами начался склон, ведущий вниз, и заканчивающийся широкими камышовыми зарослями, вольготно растущими в пойменной излучине реки.
          Отыскать гнездо в таком буреломе не проще, чем иголку в стоге сена. Где-то впереди снова раздалось надрывное кряканье, шуршание камыша под тяжестью чьего-то движущегося тела, и он, повинуясь чувству острой необходимости, вступил за черту камышовой границы. Никаких признаков тропинки или просвета не было, молодые, свежезелёные стебли стояли густым частоколом, чередуясь полянами подломленного старого камыша. Предельно сосредоточившись на поиске этого таинственного гнезда и его создателя, он не сразу заметил захлюпавшую под ногами воду, потревоженный гнус гудел над ним огромным кровожадным облаком. Когда левая ступня провалилась куда-то вниз, ему пришлось, превозмогая себя, с огромным усилием вытащить из чавкающей холодной жижи ногу, и, забыв обо всём на свете, отмахиваясь руками от лезущего в глаза, ноздри, уши, рот гнуса, рвануть в сторону суши, снимая с незащищённых участков кожи живой покров зудящих насекомых. Когда до окраины камышового леса оставался с десяток метров, он случайно увидел на желтой подстилке скорлупу раздавленных яиц, но остановиться он уже не мог, всё тело жгло и горело, и не спасала даже плотная одежда. Он бежал вприпрыжку вверх по склону, потом по степи, и только когда оказался под деревом, осознал, что основная масса преследователей отстала. Дрожащими руками он сломал ветвь, и принялся неистово месить вокруг себя воздух. Откуда в этих камышах столько гнуса?
          - Я что-то не поняла: мы поесть ходили или покормить? - комментарий Таниты был, как обычно, кстати. Не утруждая себя ответом на столь едкий вопрос, он продолжал сосредоточенно отгонять несуществующих тварей.
          - Ты нашел еду? - не унималась Танита.
          - Да, - не торопясь молвил он.
          - Ну и что же ты стоишь? - нетерпение капризной девчонки переливалось через все мыслимые края, - пойди и принеси её!
          - Сходи сама.
          - Но я не знаю, где она лежит!
          - Иди по моему следу. Смотри под ноги - на лежащих листьях увидишь пустую скорлупу. Это остатки от собачьего завтрака. Нагнись и загляни под свод поваленного рядом камыша. Там должно быть гнездо. Забирай все оставшиеся яйца и быстро убегай оттуда…
          Договорить он не успел: Танита развернулась, и потопала обратно к камышовым зарослям.
          - Возьми ветвь, дурёха, - бросил он вдогонку, - съедят ведь заживо.
          - Я, в отличие от тебя, не боюсь маленьких комариков. Найду яйца, и выпью все сама, вот так, - она зыркнула своими красивыми чёрными глазёнками, и упрямо продолжила путь.
          "Ребёнок, он и есть ребёнок, - обречённо подумал старик, - сколько же ей придётся набить шишек, чтобы пробудить разум?!".
          Туман полностью рассеялся, и он долго провожал взглядом угловатую подёргивающуюся фигурку Таниты, пока та не исчезла в речной низине.
          "Не найдёт гнездо, - вдруг понял он, - назло будет ковыряться до последнего, будет вся искусана, но ничего не найдёт". Перед глазами встали её открытые руки, плечи, шея. Нет, не справится дитё с такой задачей, теперь он точно понял, что придётся опять лезть в этот болотный ад, иначе совесть не позволит ему спокойно спать. Как невероятно трудно подняться! Но, преодолевая накатившую слабость, он встал на ноги и потащился за Танитой, не забыв прихватить с собой ветку. Боги, боги, за что вы так мучаете старика? С превеликой радостью он готов был спокойно отдать свою никчемную жизнь за то, чтобы хотя бы раз, как следует накормить ребёнка, но спокойной смерти не было, испытывать же пожирание заживо было выше его сил. "Я должен вытерпеть, - уговаривал он себя, - иного исхода нет, утиные яйца - это всё, что они могут добыть своими силами, с боем, с болью, с ужасом, с тлеющей надеждой в душе, что всё делается не напрасно".
          Как он и предвидел, Танита галопом носилась вдоль камышей, не осмеливаясь войти в их заросли, и изо всех сил махала руками, разгоняя окружающих её тварей. Увидев его, она на секунду замерла, потом кинулась в камыши, и, пробежав три шага, повернулась, и громко прокричала:
          - Ну и где тут то гнездо, которое ты нашёл?
          Подобная бестолочность подействовала на него отрезвляюще, он, лениво и напущено махая веткой, неспешно вошёл в зелёное море по своему старому следу, благо идти было не так далеко. Гнездо действительно оказалось под толстым покровом преломленного пополам камыша. В аккуратной лунке из всё той же камышовой подстилки, вперемежку с утиным пухом, сиротливо лежало шесть чистеньких яичка, остатки ещё двух валялись рядом с гнездом - итого всего было девять. Что ж, это лучше, чем ничего. После сегодняшних событий, утка, скорее всего, сюда больше не вернётся, поэтому яйца просто обречены быть съеденными, никакой жалости к ним он не испытывал.
          Наверное, его кожа огрубела настолько, что ничего, кроме постоянного монотонного зуда он не чувствовал, насекомые не слишком насаждали. Порядком искусанная Танита, не выдержав пытки, убежала подальше, и ждала его возвращения, звонко шлёпая время от времени ладошкой по голой коже. Рассеяв веткой наиболее густую тучу кровососов, он осторожно принялся перекладывать яйца в подол. Подбежавшая собака обнюхала опустевшее гнездо, и принялась вылизывать старый камыш вокруг разбитой скорлупы. "Язык порежешь", - усмехнулся старик, и также неспешно, с достоинством пошёл из зарослей вон.
          Выпив первые пять яиц, Танита, наконец, остановилась, и виновато протянула ему последнее, дескать, пей.
          - Нет, спасибо, я не хочу есть, - отмахнулся он от предложенной гадости.
          Она так же молча пожала плечиками, и прикончила шестое.
          - Есть хорошие новости, - сказал старик, - иди за мной.
          Недоумение Таниты закончилось после его второго шага, вскоре она засеменила рядом.
          - Я в траву не полезу, - твердо заявила девчонка, увидев, куда направляется старик.
          - Нет нужды, - ответил тот, - наш интерес сейчас не в "траве", а рядом с ней, - он подошел к широкой плешине между стоящими камышами, ведущей до самой воды, - вот, смотри.
          Вся свободная от камыша поверхность была изрыта копытами крупных животных: от самой воды, где черный ил тщательно перемешан в жидкую кашу, до сухой земли, хранящий чёткие глубокие лунки следов.
          Танита снова пожала плечиком:
          - Ну и что?
          - Мы спасены, девочка моя, понимаешь? Спасены!!
          Но девчонка только улыбнулась, в её глазах сквозило недоверие.
          - Это коровы, понимаешь, стадо коров, - ещё больше разгорячился он, - оно приходило сюда на водопой. А раз коров целое стадо, значит, за ними присматривает человек - пастух. Он приводил их сюда буквально вчера, смотри - навоз ещё не успел высохнуть полностью, - он указал на лежащую рядом лепёшку, - и у него, наверняка, с собой есть какая-то еда. Кроме того, коровы-то ходят медленно, следовательно, где-то поблизости людское поселение, где мы можем попытаться найти пищу и кров!
          - А почему он сегодня не пригнал сюда стадо?
          - Я не знаю. Может быть, он погнал его на другое пастбище, или подойдёт сюда попозже.
          - И что, мы будем сидеть здесь и ждать?
          - Зачем? Мы можем пойти ему навстречу…
          Он ещё хотел ей прочитать нотацию на тему, как вести себя при встрече с чужим человеком, но Танита, не мешкая, пошла вперёд, и уже ему пришлось её догонять.
          Стадо они увидели ближе к полудню, когда солнце, находясь почти в зените, разогнало всех летающих насекомых. Равнодушные, отъевшиеся бурёнки разбрелись по степи широкой россыпью, неторопливо щипали травку, и, казалось, никуда не двигались вовсе. Человека нигде не было видно. Приблизившись, они пошли сквозь стадо, ближайшие животные лишь слегка покосились взглядом в их сторону, не отрываясь от своего важного дела по набиванию брюха, никто их не остановил, не окликнул. Недоумённо потоптавшись на месте, они совершенно растерялись, долгожданная надежда на встречу так нелепо рушилась прямо на глазах.
          Спустя какое-то время, старик принял решение продолжить путь к поселению, иного решения он не видел. Возможно, по дороге они найдут пастуха, может быть, с ним случилась какая-то беда. Прошло не более десяти минут, но стадо, несмотря на свою неповоротливость, уже успело переместиться вперёд на приличное расстояние, снова открыв необъятные степные просторы, и вдруг, из-за тесной группки сбившихся в кучу коров, выбежал пес и направился к одиноко стоящей вдалеке лошади, на которую они вначале не обратили никакого внимания. Однако собаку интересовала не лошадь, оббежав её, она скрылась из виду. Не сговариваясь, старик и девочка пошли следом за своим третьим спутником. Как и предполагалось, лошадь оказалась оседланной, что окончательно подтвердило опасения старика.
          Внизу, под крутым склоном высокого речного берега, прямо на глинистой отмели сидел, вытянув вперёд ноги, человек в грязной, заношенной, но добротной кожаной одежде.
          - Мир тебе, добрый человек!
          - И вам мир, странники!
          В наступившей паузе он почувствовал возникшее напряжение между ними и сидящим человеком: тот явно воспринимал их враждебно, видимо, что-то у него случилось, и если он видит в них потенциальную угрозу, значит, он не в состоянии защитить себя и вверенное ему стадо. Старик благоразумно не стал расспрашивать, почему пастух сидит здесь, а не на своей лошади (только бы Танита ничего не ляпнула!), и театрально откашлявшись, продолжил:
          - Мы бедные люди, и с городом, в котором мы жили, случилась беда. Не откажи в любезности, мил человек, подскажи дорогу к ближайшему городу, где мы могли бы найти пищу и кров.
          От этих слов недоверие пастуха ещё больше усилилось:
          - А что случилось с вашим городом?
          - Землетрясение.
          - А не лукавите ли вы, странники? Когда это произошло?
          - Вчерашней ночью.
          Пастух хотел было возразить, но что-то его остановило. На минуту задумавшись, он признался:
          - Место, на котором я сижу, ещё два дня назад было под водой. Незадолго до наступления вчерашнего дня, действительно, ночью чувствовалась какие-то толчки. А утром вода в реке обмелела настолько, что коровам на водопое не хватало места напиться, некоторым пришлось заходить аж на середину реки, но и тогда вода не достигала их брюха…
          Сощурившись на солнце, он внимательно стал их изучать, но тут уже не выдержала Танита:
          - Вместо того чтобы на нас пялиться, лучше дал бы нам еды, мы два дня толком ничего не ели!
          Незнакомец опешил от такой наглости, но улыбнулся, и подтянул к себе объёмистую меховую сумку, болтавшуюся сбоку от него на привязи.
          - Я всего лишь скромный пастух, особых яств с собой не ношу. Пара лепёшек, кусок вяленого мяса, да несколько ломтей сыра. Охотно бы отдал вам всё это добро, ибо у меня сейчас совершенно нет аппетита, - он запнулся, подбирая нужные слова, - но даже и не знаю, сколько мне придётся времени здесь провести…, - опять заминка, - впрочем, вы можете взять половину, оставшегося мне должно хватить…
          Танита буквально вырвала из его рук протянутую лепёшку и сыр, и вцепилась в них своими маленькими белыми зубками, что так отчётливо контрастировали с её смуглой кожей. Кусок мяса был честно разорван пополам, и одну из половин старик с достоинством принял из щедро подающей руки. Мясо оказалось таким вкусным, что ему захотелось всё запихать в рот враз, но он заставил себя откусывать понемногу, наслаждаясь богатым вкусовым ароматом и процессом принятия пищи. Кроме того, нужно ведь ещё оставить и Таните, которая, не боясь подавиться, уже управилась с сыром и заканчивала с лепёшкой. Дождавшись, когда она съест последний кусочек, он протянул ей оставшийся кусок мяса, но девчонка, с битком набитым ртом, отрицательно помотала головой, и кинулась к реке. Опустившись, по-собачьи, на четвереньки, он припала к воде и не отрывалась три долгих минут. Потом, не торопясь, поднялась, радостно отрыгнула, подошла к старику, и, отобрав из его руки мясо, принялась его целиком пережевывать.
          Пастух, молча взирая на сей пир, залез ещё раз в свою сумку, разорвал оставшуюся лепёшку пополам, и опять протянул половину старику. Старик также молча отказался.
          - Бери, тебе нужнее, того, что осталось, мне хватит ещё надолго.
          Старик почувствовал, что пришло время задавать вопросы, но осторожно, он не хотел обидеть этого доброго человека.
          - А насколько долго?
          Незнакомец опять замялся, пытаясь быстро найти безупречный ответ, но старик сам пришёл ему на помощь:
          - Твои коровы уже слишком далеко отсюда, чтобы чувствовать на себе твоё внимание. Твоя лошадь наверху уже не знает: дождётся ли она тебя, или ей вернуться домой. Ты сидишь на мокрой грязи, и с ужасом ожидаешь возвращения воды. Что с тобой случилось, пастух? Осмелься, скажи мне, какой недуг поразил тебя, ведь я врачую людей, и, может быть, помогу тебе!
          Его совершенно не смутил тот факт, что ему уже давно не приходилось серьёзно практиковаться, так, пустяковые проблемы время от времени, но он искренне желал помочь этому человеку, в конце концов, он имел в багаже прожитых лет немалый врачебный опыт. И тот открылся:
          - Утром я неудачно соскочил с лошади у обрыва - хотел подойти к воде. Острая пронзительная боль в правой ноге не позволила мне сделать и шагу. А теперь мне даже страшно подумать о том, чтобы стать на ноги - боль появляется при каждом движении, наверх мне не забраться. А вечером лошадь вернётся домой вместе со стадом уже без меня, и там поймут, что со мной случилась беда. Утром отправятся на поиски, и к обеду меня должны найти. Ты прав, старик, главное, чтобы к завтрашнему обеду не поднялась вода.
          Старик же вспомнил прошлую, проведённую в степи ночь, свои дикие танцы под деревом в попытке согреться, и понял, что он не может оставить этого человека здесь на ещё более чудовищные муки.
          - Позволь мне взглянуть на твою ногу?
          Пастух, в сомнениях, ничего не успел ответить, что было расценено стариком, как призыв к действию немедленно. Снять стоптанный правый сапожок оказалось непросто, пастух ахнул и взвыл от боли, однако это его не остановило: медленно, но верно чудовищно распухшая нога была освобождена от обуви. Осторожно прикоснулся пальцами к подошвенной ложбинке - реакция спокойная, коровщик явно ожидал более сильных ощущений. Тогда он обхватил стопу, и помял её чуть сильнее:
          - Так больно?
          В глазах незнакомца светился страх перед адскими болями, всё его тело напряглось и вытянулось, но то, что делал старик, не произвело особого впечатления:
          - Не…нет, - неуверенно ответил тот.
          Оставив в покое плюсневую кость, старик взялся обеими руками за стопу, и попытался её чуть повернуть внутрь - пастух моментально ответил истошным вскриком.
          "Похоже, растяжение связок, - старик удовлетворенно делал в уме скорые выводы первичного осмотра, - на перелом никак не тянет".
          - Танита, добрый ребёнок, пройдись вдоль реки: найди место пологого склона, по которому мы могли бы втроём подняться.
          - Ты что, собрался на себе его тащить?! Зачем он нам нужен?
          - А ты предлагаешь бросить на ночь его здесь?
          - Ну да. Вдвоём-то быстрее дойдём до деревни.
          - Тогда ступай сама. Я не брошу одного больного человека, поделившегося со мной хлебом. Это очень жестокая, чёрная неблагодарность.
          Второй раз за сутки Танита посмотрела на него, как на умалишенного, потом фыркнула и пошла прочь.
          - Сними нательную рубаху, - попросил старик.
          Пастух, в отличие от девчонки, не стал ничего спрашивать, без лишних слов выполнил требуемое.
          - Не видел ли ты поблизости каких-нибудь деревянных палок, или других жестких предметов? - задал он новый вопрос.
          - Нет, откуда им здесь, в голой степи взяться? Разве что камыш, да мой нож.
          - Не годится, - отрицательно помотал головой старик, - придётся так.
          Рубаха оказалась в воде, набухла, потом, немного отжав, он принялся плотно обматывать её вокруг ступни, в попытке максимально лишить голеностоп какой-либо подвижности.
          - План дальнейших действий прост, - комментировал свои действия старик между делом, - на ночь возле реки оставаться нельзя. Поэтому ты сейчас, с моей помощью, поднимешься, и, опираясь на моё плечо, поскачешь на одной ноге вперёд. На больную ногу вставать нельзя. Идём вдоль берега в поисках места подъёма. Потом на лошади…
          - Я всё понял, идём.
          Первые двадцать метров дались особенно тяжело: пастух то и дело пытался наступить на больную ногу, пару раз ему это удавалось, и они вместе чуть не упали от резких рефлекторных движений с воплями пострадавшего. Потом, приноровившись друг к другу, им стало легче, однако старик чувствовал, как стремительно таят его силы - подъём на высоту был под сомнением, и, когда появился небольшой намёк на относительную пологость, он запросил небольшой отдых: лучшего места, по-видимому, им найти не скоро.
          Однако предподъёмная пауза дала лишь возможность отдышаться, силы так и не вернулись. "Ничего, - успокаивал себя старик, - только бы забраться наверх, а там можно и отлежаться". Думать о том, что будет, если не получится вскарабкаться, как-то не хотелось.
          - Я думаю, здесь вы потерпите неудачу, - голос Таниты сверху прозвучал, как гром среди ясного неба, - гораздо лучше пройти дальше, там, где растёт камыш - очень пологий спуск. Эй, стойте! Там действительно очень пологий спуск, может спокойно спуститься вниз и лошадь. Стойте, и ждите, пока я её вам приведу.
          - Она права, - сказал пастух, - есть там такое место, хотя с моей ногой до него придется прыгать долго. Это тропа к водопою дикого зверя, стадо там не пройдёт, но одно животное пройти может спокойно.
          - А лошадь подчинится девочке?
          - Моя лошадь - самая послушная лошадь в мире. Она любит, когда дети играют с ней.
          Ждать пришлось довольно долго, старик уж было потерял терпение, и хотел подняться сам, но пастух удержал его за руку - вдалеке показалась Танита, которая выполнила своё обещание: за ней плелась лошадь.
          - Она ушла к стаду, - начала она оправдываться ещё издалека, - пришлось тащиться за ней, да ещё и искать её среди бурёнок. А стадо повернуло обратно, сейчас оно уже, наверное, близко.
          Словно в подтверждение её слов, до них донёсся одинокий рёв: сытое недоенное племя возвращалось к своим стойлам.
          Старик собрался подсадить больного на лошадь, но тот его слегка отстранил, хитро подмигнул, и одним сильным, плавным движением мгновенно оказался в седле. Почуяв на себе привычную тяжесть, кобыла чуть попятилась назад, но, уверенно натянув уздечку, и с силой сжав ногами ей бока, пастух лихо гикнул, и умчался собирать стадо.
          До деревни они добрались уже вечером.
          - Не откажите, любезные мои спутники, остаться у меня на ночь, - пригласил их пастух. - Хоть лачуга моя стара, да тесна, семья большая, но для двух человек всегда место найдётся. А утром покажу вам один заброшенный дом. Хозяйка, бабка, померла пару месяцев назад, да никого у неё не осталось, а жилище пока никто не облюбовал. Коль понравится - оставайтесь, живите: толковые люди деревни нужны.
          Пастуший домик действительно оказался маловат, да жители его приветливы. Пятеро сорванцов, мал мала меньше, вскоре перестали обращать на них внимание: все слишком увлеклись какой-то детской игрой на чёрных широких лавках. Собранный на столе ужин был не намного разнообразнее дневной трапезы, но такой же сытный, да ещё и со свежим парным молочком, заботливо поданного женой хозяина. Эту ночь они встретили по-царски: в хлеву, на толстой соломенной подстилке. Для уставшего и вымотанного за день тела ничего лучше нельзя было и представить.
          Утром пастуха они уже не застали, но жена отправила с ними старшего сынка показать дом. Выспавшись, и хорошо отдохнув, они сердечно поблагодарили её за гостеприимство, и отправились за вожатым.
          По сравнению с увиденной хибарой, дом их вчерашнего гостеприимного путника показался им роскошным дворцом. Высокая двухскатная крыша оказалась в двух местах провалена, входная дверь болталась на одной петле, стены покрывала густая сеть таких же древних, как и сам дом, трещин. Осторожно, словно боясь встретить что-то ужасное, Танита заглянула внутрь. Заглянул туда и он. Царивший там хаос окончательно отбил всякие иллюзии о тёплом и уютном гнёздышке: всюду валялись обломки былой мебели, очаг оказался разворочен какими-то вандалами, и всё вокруг покрывал густой слой пыли и паутины, обильно перемешанной со старой листвой растущих во дворе одичавших фруктовых деревьев.
          - Скажи-ка мне малец, - обратился старик к мальчику, - кто это разворотил печь?
          - Люди.
          - Но зачем?
          - А бабка была колдуньей. На огне готовила разные зелья вредные, вот люди и разрушили.
          - Так она лечила людей?
          - Да. Но плату брала непосильную, а кто не мог заплатить - сводила в могилу.
          Он не мог поверить в эту чушь. Но, похоже, это была правда. Обычная знахарка, не особо вникая в глубины медицинских познаний, готовила спасительные "лекарства", от которых в лучшем случае не было ни вреда, ни пользы, но в силу своей жадности, заламывала огромную цену за "помощь". Бедная женщина умерла в этих стенах от холода, голода, или, возможно, не выдержав мести родственников очередного "безнадёжного" больного.
          - Я тут жить не буду, - твёрдо заявила Танита, - это какой-то склеп, а не жильё.
          - Ну, заходи в гости, если что.
          - Куда заходить? Мы тут жить не будем.
          - Я буду жить тут.
          - А я?
          - А ты сходи, посмотри, где здесь поблизости колодец, есть ли в нём вода, чистая ли она, и, если там есть ведро, принеси мне воды.
          - Много?
          - Больше ведра.
          - Это как?
          - А как ты думаешь?
          - Я думаю, мне придётся бегать от колодца к тебе дважды.
          - Молодец, только не дважды, а гораздо больше.
          Наконец, Танита скрылась за дверью, и он уже по-хозяйски начал осматривать их новое жильё. С чего начать? Пожалуй, нужно побыстрее восстановить печь, а девочка займётся пылью и паутиной…
          Разбор камней занял гораздо больше времени, чем он предполагал: куски глыб оказались тяжёлыми, с закаменевшими пластами старой глины, многие прочно связаны друг с другом. Однако, после нескольких часов упорных усилий, камин был расчищен, и он начал очищать каждый камень в отдельности. Танита уже давно разведала воду (колодец был вырыт в глубине сада, и, на их счастье, вода оказалась чистой, без мути, и даже кожаное ведро аккуратно весело на верёвке), и, соорудив из бурьянных зарослей веник, принялась выметать пыль и мусор. Отдавая ей должное, он был вынужден признать, что девчонка всё делает педантично, не спеша, автоматически сразу раскладывая на вычищенные полки раскиданную утварь. "А с этой непоседы будет толк, - удовлетворённо подумал старик, - чувство порядка ей присуще".
          Но работа оставалась работой. Теперь, чтобы продолжить восстановление печи, необходимо найти подходящую по составу глину. Более-менее подходящий материал он видел здесь только на речных берегах. Вооружившись старой овечьей шкурой и маленькой деревянной лопаткой, они отправились за добычей. Последующее долгое блуждание, подкреплённое постоянным нытьём Таниты, вывело их на отвесный крутой обрыв, где старик, помяв и понюхав щепоть глинозёма, наконец, утвердительно кивнул: берём здесь. Закидать шкуру мягкой, податливой глиной оказалось делом нескольких минут (при активном участии Таниты), и в приподнятом настроении духа, они вернулись обратно.
          Высыпав принесённое на расчищенное у камина место, он погнал девчонку за водой, а сам принялся руками разбивать особо крупные куски. Поданная вода была аккуратно вылита в центр подготовленной лунки, и они с энтузиазмом принялись разминать её босыми ногами, поддерживая сползающую вниз одежду. Впрочем, его работоспособность, в отличие от юного организма, подала в геометрической прогрессии: наступившая старость не давала о себе забыть никогда.
          - Ты, Танита, помеси пока, а я прилягу, полежу саму малость: что-то спину заломило.
          - Ага, как работать, так Танита, а как отдыхать, так ты! У меня, может, тоже спина болит!
          - Ну, пойди, приляг, отдохни тоже.
          - Я не хочу лежать, я есть хочу!
          Опять двадцать пять! Заботы о хлебе насущном совсем вылетели у него с головы. Где брать еду? Опять идти к пастуху? Неудобно как-то. Танита же, хитрая девчонка, видя его огорошенность, тихонько выскользнула из дома, однако вскоре вернулась, держа в подоле небольшую горку свежих яблок.
          - Лови и благодари меня за щедрость!
          Он недоумённо схватил на лету брошенный плод, и тихо спросил:
          - Ты в нашем саду взяла?
          - Конечно, - Танита озорно улыбнулась.
          - И много там яблонь?
          - Нам с тобой хватит, - не задумываясь, ответила она, - я не считала, они растут там, вокруг колодца.
          "Да, - подумал он, - на этот раз жизнь преподнесла приятный сюрприз". И словно боясь, что удача окажется призрачной, он с хрустом откусил большой кусок принесённого лакомства. Неужели у них всё налаживается? В это было трудно поверить, но он и не старался заставлять себя верить, это сейчас пока это слишком непозволительная роскошь. Но в одном он был точно уверен: не может быть всё время плохо, когда-нибудь должно быть и хорошо, иначе будет нарушен устоявшийся баланс формирующих бытиё сил. Жизнь закаляет человека, воздействуя на него различными неудачами, бедами, несчастиями, но в тоже время, жизнь периодически даёт человеку и поблажку в виде удач, побед, эйфории, вскруживающей голову. А как же иначе? Под постоянным прессингом что угодно, рано или поздно, сломается. Но почему в этом мире работает именно метод "кнута и пряника", а никакой либо другой? Ответа на этот вопрос у него не было.
          Его размышления были прерваны тихим скрипом двери: в горницу испуганно заглянула маленькая женщина в черных плотных одеждах.
          - Простите, а вы лекарь?
          Он с интересом, не стесняясь, пристально осмотрел её, потом также негромко ответил:
          - Да, это я.
          - А меня жена пастуха к вам отправила, она сказала, что вы здесь жить собираетесь, - она неприязненно огляделась по сторонам, - а я вот, дура бестолковая, вчера палец сломала…
          Незамедлительно был представлен огромный распухший мизинец правой руки:
          - Корову, вот, я гнала…
          Она запнулась, потом скороговоркой продолжила:
          - А что ж вы одни голые яблоки едите? Я вот вам принесла хлебушка краюшку, сырка, молочка, яичек, зелени, - здоровой рукой всё перечисленное сразу же вынималось из висящей на животе котомке, и ставилось на остатки разломанного стола.
          Её поток слов невозможно было остановить или как-то прервать. Он желал было незамедлительно отказаться от принесённых яств, но Танита, как всегда, оказалась проворнее, и сразу же набила рот хлебом.
          - Танита, имей, в конце концов, уважение к гостю, - возмутился он, - мы не можем брать эту пищу!
          - Но почему же, - вдруг обиделась женщина, - я же без злого умысла старалась, у меня больше ничего нет…
          - Вы меня не правильно поняли, - стал оправдываться он, - мы бедные люди, и не можем заплатить за пищу.
          - И мы, и мы тоже бедные, - заголосила гостья, - не нужно никаких денег - это лишь скромный подарок. Вы только скажите: что с пальцем делать?
          Посмотрит ли он палец? Ну, конечно, посмотрит, он готов круглые сутки осматривать вывихнутые лодыжки и поломанные пальцы, и ему нравилось это занятие гораздо больше, чем существовать шутом в распоряжении глупцов, постоянно отвечая на их бестолковые шутки. Но кто знает: что ещё выкинет жизнь? Впрочем, прогресс определённо налицо, и, кажется, всё потихоньку налаживается.


          Тепло… Тепло… Сыро… Быстрее…
          Тоненькие лапки настойчиво перебирали по стеблю с сумасшедшей скоростью, цепляясь за шероховатости ствола, несли тушку куда-то вверх. Новорождённый день постепенно отбирал у ночи свои законные права. Жить становилось хорошо и даже необходимо.
          Внезапно белый свет заслонила чья-то тень.
          Опасность…
          Он замер моментально, так, как это делал всегда: внезапно и резко, даже стебель не шелохнулся от инертности тела. Попытался съёжиться, сжаться в размерах. Он не имел ни малейшего понятия, зачем он это делает и для чего ему это нужно. Он не знал, что это такое страшное могло ему угрожать. Цепко обхватив шершавый стебель, он и не пытался задуматься над подобными вещами. Ему было достаточно внешнего сигнала о возможной опасности, чтобы сработали безупречно отшлифованные инстинкты, и началась забавная игра: есть опасность - опасности вроде бы нет, можно двигаться дальше. Ему не нужно знать: что будет, если его найдут. Поэтому он об этом и не задумывался.
          ОН ВООБЩЕ НИКОГДА И НИ О ЧЁМ НЕ ДУМАЛ. Он не умел думать.
          Сыро… Но влага ему не помеха. Зелёная дорога упруго втыкалась в голубую бесконечность. Вот, наконец-то, ствол перешел в широкий остроконечный лист, грубый и тонкий. Вперёд, нужно успеть! Скоро, очень скоро этот зелёно-голубой мир будет взорван беспощадным огненным пятном, неспешно перекатывающимся по самому краю бесконечности.
          Лапки работают без устали. Сейчас, сейчас, ещё мгновенье… В самый последний момент он едва не сорвался вниз, судорожно вцепившись одновременно всеми конечностями за игольчатую верхушку листа. Успел…
          Казалось, весь мир замер в томительном ожидании: когда же когда, и даже неугомонные цикады, после оглушительной ночной трескотни, почтительно смолкли в предвкушении начала. Уже совершенно стало светло, и даже под стеблями травы не осталось теней. Наконец, ветер неторопливо протащил по небосводу ряд облаков на горизонте и в образовавшееся окно мощно ударил первый солнечный луч, озарив мир золотистым сиянием. Смотреть на край солнечного диска было больно, но он не мог отвернутся от гипнотического влияния светила, ведь он дождался.
          Стебель, на котором он сидел, оказался светло-зелен и свеж, заискрился миллиардами лучиков утренних капель росы, передавая миру всю красоту светового спектра. Он оглянулся. Да, огромное травяное море вокруг него мягко утонуло в магической дымке играющей немыслимым разноцветьем в первом взрыве солнца воды. Это случалось каждое утро, но каждый раз оставалось таким же чарующим и таинственным.
          Досыта насытившись зрелищем рождения нового дня, он, семеня лапками, развернулся навстречу слабому ветерку (чуть не сорвавшись на землю), и расправив крылья, полетел на новое место. Что его подвигло на перелёт, он и не знал, наверное, просто почувствовал, что пора переменить место. ТАК ДОЛЖНО БЫТЬ.
          Воздушные массы подхватили его в холодный, непрогретый утренний поток, но это ничуть не смутило его, и он понеся с нарастающей скоростью над блистающим зелёным миром навстречу новым делам. Жизнь просыпалась. Снова начали свою песню цикады, мимо пролетела стрекоза, видимо, в самый последний момент, обнаружив его слишком крупной добычей, из далекой выси полилась трель первого жаворонка. Под собственный натужный гул, он, наконец, свалился на широкий мясистый лист, нависший над покрытым лёгким туманом ручьём. Уф! Тяжело летать! Где же еда? Пришло время утолить физический голод…
          Ел он долго, не торопясь, как будто знал, что пища не убежит от него. Ласково стало пригревать поднявшееся солнышко, сейчас ещё можно себе позволить подставлять бока под его заботливые длинные косые лучи, ещё пока не пришло время искать защитную прохладу под обратной стороной листа от раскалённой мощь находящегося в зените светила. То будут долгие часы полупокоя - полудрёма, под равномерное покачивание листа на ветру…
          Что-то насторожило его. Перестав двигать жвалами, он попытался сориентироваться: что же происходит? Нужно включить "замереть - съёжиться"? Но безусловного сигнала "тень" ведь не было. Его никто не трогал…
          Резкий удар снизу по листу подбросил его вверх почти на метр. Только находясь в воздухе, он успел разглядеть гигантское тело крупной рыбины, с шумом и брызгами погружающееся обратно в воду. Расчёт был верен. Углядев сквозь толщу воды на ярко ос-вещённом листе его тело, хищник попытался ударом выбить добычу с насиженного места, а после её неизбежного приводнения, тут же заглотить её. Видимо, по всем правилам подобной охоты, добыча должна оказаться оглушенной и неспособной расправить крылья и взлететь, рыбе остаётся только схватить с поверхности воды беспомощное насекомое.
          Сначала он инстинктивно попытался замереть, однако что-то подсказало ему, что это не поможет, здесь особый случай, что нужно бы взлететь, но он никогда ещё не взлетал таким экстренным способом! А внизу текла вода, много воды, и где-то в её пучине плавала молчаливая и быстрая смерть.
          Как неудобно, находясь спиной вниз, расправлять крылья! Но всё же он справился с этим. Как теперь заставить их работать? Он напрягся и под волевым усилием крылья натужно загудели. Быстрее, ещё быстрее… До воды оставался лишь десяток сантиметров, когда ему, наконец, удалось стабилизировать падение, и титаническими усилиями изменить вектор полета на противоположный. Из-за шума крыльев он не услышал сзади всплеска воды, не видел, как молниеносно тень из глубины кинулась за ним вслед, как над водой сначала появилась голова рыбы, потом её продолговатое, покрытое мрачной мелкой чешуёй тело, ему только показалось, что сама смерть, своим холодным, как ночь, дыханием, обдала его задние конечности.
          Миг, и он воспарил высоко над землей и водой. Пережитый ужас всё ещё сковывал его. Поел, называется. Едва лапы унёс. Однако оставаться в полёте долго нельзя, тут полно и других, не менее быстрых опасностей. Скорее вниз, к спасительной траве. Постепенно, очень плавно, он опустился на луг и подлетел к красивому, источающему приятный аромат цветку. Лепесток слегка прогнулся под тяжестью его тела, и он не останавливаясь, буквально ввалился внутрь цветка. На его счастье, там не было никого. Уф! Теперь можно перевести дух.
          И потекли долгие часы спокойствия и лени. Он и сам не знал: спит ли он, или бодрствует, все краски мира смешались в его глазах, и явь казалась призрачна. Ему ужасно нравилось такое состояние. Очень хорошо быть одному. Плохо, когда рядом с тобой есть кто-то ещё. Ибо опыт показывал: от этого кого-то ещё рано или поздно начинает источаться зло, разрушающее его идиллию, побуждающее его к нежелательным действиям.
          Правый бок вдруг что-то начало жечь. Он рефлекторно дёрнулся вперёд, уходя из зоны раздражения. Однако не прошло и десяти минут, как чувство жжения появилось опять. Что же это такое? Ах, да, это его беспощадное величество Солнце достигло зенита, и через открытый свод в лепестках полураспустившегося цветка пытается достать его своим всевыжигающим скипетром.
          Пришлось, огибая центр импровизированного убежища, перебираться к стенкам, всё ещё дающим максимальную площадь тени. Медленно, лениво и неохотно перебирая лапками, он заставил себя перетащить свою тушку на новое место, но тут опять его ждала неприятность: площадь тени сократилась на треть. Но это его не волновало, он не был способен понять, казалось бы, такие очевидные вещи, солнце ведь больше не достаёт его и ладно. Полудрёма опять начала одолевать его. Так продолжалось до тех пор, пока опять не начало припекать задние лапы. Что ж, необходимо новое перемещение…
          Доползти до тени не удалось. Издалека, словно сквозь толстый слой ваты стал пробиваться назойливый протяжный низкий гул. Он замер. Гул тревожно нарастал, угрожающе приближаясь. Кто явно летел к его цветку. Внезапно, на одном из лепестков появилась круглая жирная тень. Обладатель тени, видимо, приходил в себя после полёта, некоторое время сидел неподвижно, оценивая своё положение, а затем резко пополз вверх. Вес тела неизвестного существа превысил силу упругости искусственной стены, и внутрь цветка ввалился крупный шмель. Он съёжился. Не знал, но предчувствовал, инстинкт подсказывал ему, что ничего хорошего из этой встречи не будет, нужно слиться с окружающим миром, стать камнем, бугорком, но по возможности избежать обнаружения.
          Поначалу ему это удавалось. Или казалось, что удаётся. Шмель, на секунду замерев, сразу же кинулся в пушистый центр цветка, не обращая на него никакого внимания. Уф! Кажется, не заметил! Мохнатое насекомое принялось деловито ковыряться в обильных пыльцой зарослях, а он лежал и наблюдал всю эту суету, и ему нравилась эта кипучая, активная деятельность. Цветок тихонько покачивался на легком ветерке, шмель неутомимо собирал свою дань, а он и не почувствовал, как ослабли его члены и реальность начала покидать его.
          Очнулся он только тогда, когда гость (или хозяин?), увлёкшись своей работой, подобрался к нему вплотную и поставил свою грозную заднюю лапу на его голову. Поначалу он дёрнулся назад, пытаясь сбросить с себя такую тяжесть, однако один ус остался накрепко придавлен чужой массой. Шмель замер и нехотя, неуклюже развернулся. Несколько долгих секунд они в упор изучали друг друга. Ему было очень неприятно столкнуться нос к носу с таким противником. Не найдя ничего интересного в хозяине цветка (или госте?), шмель также неторопливо отвернулся и продолжил заниматься своим делом. А он поспешил ретироваться.
          Солнце уже растеряло свою дневную мощь и устало застыло над горизонтом. Быстро-быстро суча лапками, он спускался вниз по мощному стеблю цветка. Обогнул основание широкого, растущего ввысь листа, потом ещё одно, потом ещё. Это каждый раз вызывало необходимость корректировки маршрута, однако он не смущался, и нисколько не волновался по этому поводу. Для этого не было ни смысла, ни возможности, чтобы осознать даже такую пустяковую проблему, и, хотя бы, попытаться сосчитать количество пройденных препятствий. Зачем? У него и цели-то конкретной, кроме как выжить, не было, он просто полз вниз, тут уж не до высших материй.
          Быстро… Быстро…
          Надоело ли ему огибать толстые стебли, или показалось, что он уже внизу на достаточной высоте, но он и сам не заметил, как оказался на тыльной стороне широченного листа. Стоп! Дальше ползти некуда. Никто его не преследовал. Значит можно остаться здесь, это хорошее место. Он пошевелил усами, как бы силясь понять: целы ли они, есть они ещё вообще у него? С усами был порядок, жизненно важная чувствительность утрачена не была.
          Несмотря на все случившиеся приключения, жизнь не казалась ему чересчур сложной штукой. Ну и что, что несколько раз за день здорово напугали. Пустяки. Главное, чтобы было тепло, сухо и еды побольше. Вот когда вокруг холод, слякоть и еда где-то далеко, тогда плохо, тогда нужно заставлять себя шевелиться, чувствуя при этом желание двигаться как можно реже и медленнее, сохраняя остатки тающей жизненной энергии. А в тепле-то полетать-побегать просто в удовольствие, так и надо! А что ещё хуже может случиться-то?
          Так он и остался сидеть на этом листе. Тепло, сыто, никто и ничто не тревожит.
          Время, когда солнце уже село, а ночи ещё нет, и ранние сумерки нисколько не мешают видимости, наоборот, все предметы, словно находясь под водой, обрели округлую, жирную резкость, вызывало у него приятное чувство удачно прожитого дня. Даже появилось желание переместиться на новое, не насиженное место. И он, расправив крылья, полетел низко над землёй, ловко огибая возникающие на пути стебли трав. Где же лучше окончить свой полёт? Ага, а вот и рой крупных комаров безмятежно клубится над мелкой, остро торчащей травой. Значит, где-то здесь поблизости влага, а, следовательно, и еда. Конечно, у него не было такой длинной цепочки рассуждения. Достаточно заметить рой, чтобы автоматически включился рефлекс поиска пищи, встречающейся там, где есть много влаги, или наоборот, встретив рой, он понял, что рядом вода, еда…
          Не обращая более никакого внимания на жужжащее скопление комаров, он нацелился на толстый, мясистый лист. Один из самых крупных представителей кровососущего племени увязался лететь рядом с ним, по одному ему известной причине. Лист приближался, но внезапно гул комара прекратился. Не повод, конечно, чтобы беспокоиться, но тут он увидел ЕЁ. Огромная глыбообразная тварь сверху была практически незаметна, и если бы ни её непроизвольное движение при заглатывании комара, она бы так и осталась убийцей-невидимкой. Чувствуя на себе её пристальный взгляд, он, испугавшись, изменил траекторию полёта, и, пролетев под листом, поднялся вверх и уцепился за основной ствол растения, скрывшись за нависшим полотном листа от холодных, оценивающих глаз. И замер. Но тут же, словно очнувшись, торопливо переполз на другую сторону ствола.
          Потеряв из поля зрения крупную потенциальную добычу, жаба подалась всей массой вперёд, но вопреки её ожиданию, на траве не оказалось никого. Жаба тоже замерла. Она хорошо понимала, что её неподвижность, помноженная на маскировку, рано или поздно заставят показаться любое прячущееся насекомое, а уж она-то своего не упустит!
          Этого он, конечно, не знал, но чувствовал, что сейчас торопиться ему не следует. К тому же быстро темнело. И он успокоился. Нужно пережить ночь и присущий ей холод. А потом снова будет утро…
          Прохлада не пришла вместе со сгустившимися сумерками, в темноте воздух тлел теплотой прошедшего дня. Но ему нравилось такое состояние. Тепло, спокойно. Немного сыровато, но тепло…
          Полудрёма…
          Жаба была давно забыта. Её, действительно, хватило минут на двадцать, а потом она и сама не могла понять: почему она торчит здесь, вместо того, чтобы набивать своё брюхо. Случайный порядок расставил всё по местам именно таким образом, к лучшему ли, к худшему: какое это имеет значение?
          Плотная пелена облаков тщательно укутала лунный диск и в наступившей кромешной тьме даже цикады потеряли активность исполняемых арий. Обволакивающий мрак словно стеснял движения членов, казалось, всё может провалиться в пустоту. Но страха не было, как и не было травы, земли, неба, всего этого мира. Сон и покой…
          Ближе к утру, когда чернота ночи достигла своего пика, он вдруг проснулся, и попытался понять: что же происходит? Внезапно его окатила взрывом, разбившаяся вдребезги об голову, крупная капля росы, стекающая с верхних листьев невидимого растения. Уф! Бывает же! Но дрёму прежней силы вернуть и в эту ночь не удалось. Вслед за ночным душем, тело сковал холод. Тщетно он пытался вернуть себе сон. Постепенно коченеющие сочленения лап вызывали неприятные ощущения, упрямым грузом возвращали его обратно в реальность. Шевелиться не хотелось. Он боялся растерять те остатки тепла, что сохранились в глубине его тела. Надолго ли его хватит? Когда же исчезнет дискомфорт и будет хорошо?
          Время шло, однако холод не отступал, он со всех сторон пытался разодрать его тело. Все его конечности уже совершенно потеряли чувствительность, ему казалось, что он превращается в один сплошной кусок льда. Ветер раскачивал стебель травы, и он снова стал погружаться в пучины равнодушного сна. Уже не имело никакого значения: умер он или всё ещё жив. Он просто находился в одном из этих двух равнозначных состояний: жизни и смерти. Действительно, какая разница? Жизнь-смерть, день-ночь, добро-зло. Он не может управлять этими состояниями, он сам - игрушка в грубых лапах судьбы, бросающей ему одно испытание за другим, словно делая его безвольным участником странного, жестокого эксперимента ради непонятных интересов неизвестного экспериментатора. Не по своей воле ему был дан старт ЖИТЬ, не по своему желанию у него включился инстинкт ВЫЖИТЬ, не способен он оценить свои победы в ЖИЗНИ, не дано ему знать: когда он получит свой главный приз - СМЕРТЬ. Зачем ему о чём-то беспокоиться?
          Что-то ненароком привлекло его внимание. Пар. Его дыхание превращалось в пар. Только теперь он заметил, как темнота стала отступать. Уже стал виден темно-синий ствол, весь покрытый катышками ночной росы. Кругом же расплескались волны молочного тумана. Было очень тихо, спал даже ветер.
          Когда же придет тепло?
          Он попытался пошевелить передними лапами, но у него ничего не получилось. Где же тот солнечный пылающий шар, от которого жар проникает в самые потаённые уголки мира? Рассвет набирал силу, но до восхода было ещё далеко. Значит, ничего не остаётся, как ждать. Как же это мучительно долго и безысходно!
          Нужно забыть о рассвете! Не нужно желать теплоты жаркого дня! Однако впасть в состояние полудрёмы-полусна не удалось, скорее это было состояние предсмертного оцепенения. От безделья, он решил подтянуть бесчувственную правую переднюю лапу ближе к телу. Поначалу совершенно ничего не получалось, но он заставил себя, качнувшись вперёд всем телом, оторвать её от ствола. Конечность нехотя, словно чужая, подчинилась, и медленно, как бы боясь стряхнуть с себя мелкие капли росы, отошла в сторону и застыла в воздухе. Хм! С каждым новым днём эта утренняя гимнастика давалась ему всё труднее и труднее. Теперь другая. Значительная часть титанических усилий ушла и на вторую лапу. Казалось, что конечности живут своей, независимой от него жизнью (или смертью?). Поджав к себе обе передние лапы, он с силой, медленно вытянул их вперед, зацепился за растение. Уф! Пока он воевал с собственными конечностями, стало уже совсем светло. А может быть, пуститься в путь туда, ввысь, навстречу солнцу? Его желание вновь ощутить теплоту взыграло настолько сильно, что ему на миг показалось, что вокруг действительно стало теплее. Где же, где же этот маленький, раскалённый огненный шар? Ему захотелось встретить самое начало нового дня, дающего свет и тепло, дающего жизнь всему миру. И он нетерпеливо, но всё ещё медленно, дернулся всей своей массой, и, заставляя все свои конечности пока ещё служить ему, упрямо пополз вверх. С трудом дающиеся первые шаги остались позади, все чувства возвращались к нему, скорость нарастала, беспощадная ночь канула в прошлое.
          Тепло… Тепло… Сыро… Быстрее…


          Ветер ослабил свою мощь и вдруг затих, напоследок подняв столп песчаной пыли. Облака продолжали бешеную скачку по низкому небу, напрочь стирая своей клубящейся свинцовой массой туманный горизонт.
          Он был покрыт навязчивой сеткой неспешно испаряющейся влаги. Скоро она превратится в лед, и он исчезнет под толстым слоем равнодушного снега. Так было всегда уже шестую тысячу лет. По крайней мере, с тех пор, как он откололся от огромной скалы, и закатился в небольшую Расщелину, появившуюся в бог весть какие времена.
          По большому счёту, ему было неважно, какое сейчас время года. Это не имело никакого значения. Весь мир был вписан в горизонтные границы, был подвержен постоянным переменам, день ли, ночь ли, дождь ли, снег ли, зной ли, холод ли, ветер, солнце. Иногда откуда-то появлялись какие-то объекты, и также куда-то исчезали. А он лежал один, и никуда совсем не торопился.
          Как творение неорганики, он не представлял собой ни для кого никакого интереса, что, само по себе, было великолепно. Лучше уж лежать, внимая гармонии мира, чем оставаться в вечной суете мирской. Так было всегда. Так и будет.
          День летел за ночью, ночь сменялась днём. На его поверхности уже давно лежала снежная шапка, ничто не тревожило его покой. А ему снилась гармония. Добрая вселенская гармония. Монолитные каменные моря, песчаные берега, заоблачные пики, и всё это несокрушимо и вечно, оплот незыблемости, гарант покоя. И он чувствовал эту силу, он был пропитан ею насквозь. Кто сказал, что камни мертвы? Камни живут своей, недоступной суете жизнью. Также, как живые существа, камни спят короткими зимними днями и длительными ночами, радуются приходу весны, умывающей их бока после многомесячного сна весёлыми ручьями, млеют летом под жарким солнцем, подставляя под лучи раскалённые бока, грустно провожают преходящее тепло, вытирая следы дождливых слёз опавшей желтой листвой. Природа - единственный режиссер того спектакля, что развлекает его из года в год одними и теми же неизменными сценами в четырёх актах. Не то, чтобы он был безумно рад этому, но зрителем оставался покорным и внимательным.
          Сошел снег, сбежали ручьи, ветер сдул с него всю грязь и осушил поверхность. Начало припекать солнце. И он мысленно вздохнул. Опять пришло лето. Снова нарождается жизнь в суете своей. Вокруг него, над ним, под ним, начались движения, шевеления, поползновения, и только он, и такие, как он, оставались неподвижны, лёжа на вершине огромной и старой, испещренной трещинами и расколами, горы.
          А может это неправильно? Может это кара?
          И в такие моменты искреннего недоумения, ему становилось вдруг невероятно грустно и досадно тем, что он никоим образом не был причастен к этой жизни, текущей вокруг него. Конечно, он неподвластен суете, конечно, жизнь вокруг вспыхивает на краткие мгновенья летнего тепла, чтобы затем, с приходом зимы, кануть в небытиё. А он вечен. Несоизмеримо вечен. Он никогда не умрёт. Но почему же каждую весну ему так хочется обратного? Он уже давно с готовностью отдал бы за этот краткий миг жизни своё вселенское бессмертие. Но оно не нужно никому. Слишком различна природа камня и живого, рождённого существа. И глядя на эти бесконечные чередования жизней и смертей, ему начиналось казаться, что он не так уж и молод, а наоборот, он древний, покрытый мхом и плесенью, старик. Это ощущение было настолько сильным, что ему очень-очень захотелось выразить своё состояние хоть каким-нибудь, любым способом. Однако это невозможно. Никак. Он не может даже лопнуть или треснуть от собственной безысходности. И от этого только растёт, как на дрожжах, Великая, Всеобъемлющая, Вселенская Печаль.
          Луна и Солнце, словно смеясь над ним, каждые сутки пробегали весь небосвод. Его верхняя поверхность то нагревалась, то остывала, но нижняя оставалась неизменно тёплой. Вот и вся динамика, на которую он был способен.
          Начались осенние ветра и дожди. Жизнь в очередной раз замирала. А он наблюдал. А что ещё оставалось делать?
          Когда пошел первый снег, он в очередной раз разочаровался в живых существах. Где они теперь? Нету, сгинули! А где он? Он скоро опять погрузится в долгий зимний сон вселенской гармонии. Мысленно усмехнулся. Да, он холоден, как лёд. Да, он не видит солнца. Но придёт время, и он обязательно вернётся в теплоту, и будет снова радоваться появлению жизни. В отличие от тех, кто летал, ползал, бегал, искал пищу, убивал других, жертвовал собой и снова рождался.
          И снова чёрный многомесячный сон в снежной оболочке. Однако он вовсе не был стеснён. Наоборот, он чувствовал себя песчинкой в огромном, запредельном каменном мире, составляющем солидную оболочку планеты, лишь сверху немного покрытую аморфным веществом, рождающим и убивающим жизнь. Он знал, понимал и чувствовал всю эту тысячекилометровую структуру, крепко удерживаемую устойчивыми межмолекулярными связями. И не существовало той силы, способной разрушить разом всю эту монолитную мощь. Всё, что возникало, появляется и будет создано, имеет лишь отмеренный срок своего существования, а каменная оболочка была и будет всегда. Что по сравнению с ней жизнь? Крохотное пламя, суетливо трепещущее на стихийном ветре эпох, то почти погаснет, то возгорится с новой силой, и нет никакой уверенности в наступлении завтрашнего дня, всё зыбко и хрупко. А он вечен и спокоен.
          Но что-то всё же прорывало его идиллию сна. Какие-то смутные образы, призрачные видения, мёртвые города, созданные из обломков камней. Как это неестественно и грубо! И безысходно. Тщетная попытка переделать природу под свой порядок в виде нелепых домов-нор, куцых площадей, глупых башен, услужливых рабов-деревьев с густыми, неухоженными кронами. И на фоне всего этого, он видел лицо. Его лицо. Он смотрел на город так, как смотрит живой человек на свой собственный склеп. Он не желал его видеть, дышать раскаленной пылью его узких улиц, чувствовать на себе невидимые взоры из пустых и чёрных окон-глазниц. Он ненавидел город. Он стар, он немыслимо стар, печален и слаб. Он старик. Иногда казалось, что он видит мир в бессмысленной, жестокой суете, но реальность вечного покоя успокаивала душу. Он устал и, как бесценный дар, желал смерти. Но смерть не торопилась, словно издеваясь над его мучениями. Вечный покой, такой близкий и желанный, никак не вписывался в сущность проклятого города. Гармония мира была коварно изгнана из его границ.
          От такого острого чувства обречённости и духовного бессилия, камню становилось не по себе. Это было, пожалуй, самое страшное ощущение, которое он почувствовал внутри себя. Нет гармонии! Как же это страшно и печально! Ему захотелось в один миг устранить дисбаланс природных сил, но как? Он не мог и пошевелиться, сдвинуться с места, не говоря уже о том, чтобы что-то предпринять. Опять безысходность! Что же делать? Тупиковый вопрос.
          Делать было нечего, и ему пришлось немного успокоиться. С каждым днём солнечный свет всё ярче и ярче пробивался сквозь снежно-ледяной панцирь, а значит скоро весна, тепло, жизнь. И гармония. Однако видения не уходили, наоборот, проявлялись всё более и более отчётливо. Бездействие позволяло ему всё глубже и глубже проникать в ту атмосферу обречённости и отчаяния, приближая призрачные реалии уродства чужого мира. Скупость и жадность, раз за разом, одерживали верх над щедростью и бескорыстием. Благие помыслы постоянно приносились в жертву ущербному сознанию. Жизненно важные чувственность и интуиция находили применение лишь в делах ненависти, обильно унавоженной алчной чёрной желчью ко всему живому.
          Что-то здесь не так. Он уже понял, что его сон - это не просто сон, это крик взорванной гармонии, без остатка захлестнувший тонкие чуткие фибры его сонной и открытой души. Не важно, в каком времени, и в каком месте зародился этот чудовищный кризис, он слишком стоек и крепок, чтобы возникнуть случайным образом. Кто-то или что-то в этом мире пожирало столь сильные эмоциональные возмущения старика и ему подобных, и произошло это не сразу, а постепенно. Впрочем, как это получилось, и зачем им (ему) это нужно, он, конечно же, не знал, но это было уже делом второстепенным, если не десятым, сейчас, несмотря на пробуждающуюся весну, его интересовало лишь одно: как можно восстановить первородное соотношение сил и торжество гармонии? Можно ли как-то изменить ситуацию?
          Именно в этот момент он почувствовал: да, ситуация неестественная, вызванная искусственно, больше так не может продолжаться. Любые волны, возникающие от камня, специально брошенного на ровное и мягкое стекло воды, рано или поздно бесследно исчезнут, вода восстановит свой изначальный покой, и это суть гармонии. Это закон. Любое возмущение, не повлекшее изменение природы податливой среды, при прекращении деятельности своего источника исчезает неизбежно: среда всегда восстанавливает своё исходное состояние. Ежели источник возмущения функционирует непрерывно, но природа среды сохраняется, то возмущение всегда испытывает сопротивление среды. Ибо возмущение разрушает гармонию среды. Среда стремится к вселенской гармонии. Вселенная не может существовать иначе.
          Конечно, он не мог физически увидеть или услышать старика, не в его воле было подняться и куда-то пойти или поползти. Он мог только скатиться, и то, если бы появились силы, способные дать толчок его движению. Он всего лишь камень. Но он безгранично ощущал те связи, что делали монолитными его структуру, структуру скалы, структуру каменной оболочки планеты, и, конечно же, структуру основания и стен того самого проклятого города. Само собой разумеется, он не бог и вовсе не всесилен, но постепенно в нём закипала и зрела искра обратной реакции. Ничто живое не способно уловить тот импульсивный первовсплеск изменения состояния межмолекулярных связей структуры камня, что изошел от него далеко-далеко, сквозь время и пространство, туда, в то место, где мир оказался поражен зловонной язвенной гнилью насилия и извращённой прихоти. И снова покой. И блаженство. День. Тепло. Лето. Не осталось никакого следа его внезапного перенапряжения. Но в том, что конечный результат не заставит себя ждать, он не сомневался. Нет, мир вокруг него не переменился. Он и не должен был меняться. Та же скала, и та же Расщелина. То же молодое деревцо под скалой, и та же зелёная и сочная, свежая трава под ним. Всё также ветер тихо шелестит листвой, и солнце греет землю в ежедневном беге. Но всё же, изменения начались, и он ясно знал и понимал это. Там, в непостижимых глубинах земной коры, в безмолвном царствии чудовищных давлений и мрака, концентрация его воли не пропала бесследно: лишь слегка дрогнула колоссальная монолитная стихия, и зазмеилась из глубины недр к поверхности сверхтонкая маленькая трещинка, и разделила стихию пополам. Но не ограничилось дело этим. И двинулась одна половина каменного колосса на другую, словно сама мать-земля помогала ей. И вздыбилась каменная плоть. И разродилась огромнейшей силой, что ринулась вверх, ища себе выход, туда, где на поверхности стоял проклятый город. И вздрогнули дома-норы. И лопнула земля под ними. И посыпались в разверзнутую бездну их стены, крыши, люди и деревья, и площади, и улицы, и даже раскалённая выжженная пыль. И сошлись края бездны, словно её и не было. И мало что осталось от города на поверхности земной. На всё ушло лишь несколько минут. И снова тишина воцарила над миром, и неслышно было ни стона, ни плача…
          Он понял, что города уже давно больше нет, но жив ли остался старик? По сути, и это не было важно - такова природа жизни, лишь осень сочувственно оросила печаль мелким дождём. Гармония - это жизненно важное состояние мира, выражение его красоты и великолепия. Так было и будет всегда, иных альтернатив нет, за исключением, пожалуй, небытия, у которого нет ничего, в том числе и самого мира.
          И снова долгий зимний сон. И снова ему снилась идиллия земли и камня, мир жизни и вечности, суеты и покоя. И это хорошо. Он ощущал присутствие долгожданной умиротворённости. Ничто больше не тревожило его душу. И старика он больше не видел. Ушли видения, казалось бы, безвозвратно. И скоро весна.
          Действительно, пригревало солнце. И лед, испарившись, сошёл с него грязным пОтом. Минуло шесть тысячелетий. Всё остальное - тлен. Пусть жизнь зарождается сызнова. Она даст продолжение новой жизни и уйдёт в тлен. А он вечен. Лишь нити судьбы порождают новые связи, разрывая старые. Это не есть конец.


          Среди растерянности этого мира, разбивающегося вдребезги своей суетой об упрямую реальность, на первом месте всегда выделялась какая-то очумелая ошалелость, всякий раз, при осознании самого факта существования чего-то не подвластного мирской суете. Это, конечно, раздражало. Но как же иначе, без суеты-то? Гармония обеспечиваться должна? Должна! Это раз. Порядок быть должен? Должен! Это два. Тогда появится что? Даже импульс знает, что тогда появится красота. Великолепная, всеобъемлющая, резонирующая красота, источник экстаза и наслаждения. Нельзя расслабляться. Нельзя растворяться в покое. Упругая напряжённость является естественным состоянием поля. Это знают все. Но не всем от этого хорошо.
          Просто надоело.
          Осознавая всю кощунственность нахлынувшего желания, он всё же несколько понизил свой силовой потенциал, пытаясь нащупать манящую зыбкость покоя. Зачем ему это нужно? Он не знал. Тем не менее, кратковременное успокоение позволило ему уравновесить свои действия, и переосмыслить тактику дальнейшей трансформации энергии. Вернее, даже не трансформации, а отражении и перенаправлении наиболее массово используемых субстанций.
          Собственно, в самой энергии недостатка не было, скорее наоборот, наблюдался её явный излишек. Но это не являлось проблемой. Не важны были и её источники. Он, и такие, как он, просто делали то, что должны были делать, и каждый знал, что так и должно быть, и по-другому никак не получится, потому что от их деятельности зависит тонко настроенный энергетический баланс Земли.
          Отдых не пропал зря - последовавшая серия волн оказалась мгновенно отфильтрована, большая часть из которых была перенаправлена к новым приёмникам, совершенные колебания легли в фоновую основу Вселенской Гармонии, а кое-что было поглощено и им. При этом, ему даже не пришлось достигать высшего уровня концентрации, всё выполнялось легко, отточенными до автоматизма методами. Да, только так, методично и упорядоченно, допустимо любое действие, порождающее из хауса гибкую и всеобъемлющую силовую структуру вселенной.
          В основной своей массе, потоки несли энергетические и информационные составляющие происходящих вокруг него физиологических процессов, однако, также мог присутствовать и эмоциональный фон, особенно, если источником являлось живое подвижное существо. Причем, чем выше оказывалась организация существа, тем мощнее и весомее от него исходила эмоциональная энергия. С данным видом энергии всегда приятнее работать: зачастую эмоции были сильнее и несоизмеримо тоньше грубых силовых излучений. Это настоящая квинтэссенция энергетического мира. Именно эмоции производили наиболее эффективные действия, коих зачастую так не хватало прочим излучениям. Проецирование энергии возбуждённого сознания - штука очень тонкая и деликатная, и ему доставляло особое удовольствие наблюдать за проявлением результатов отражения эмоциональных потоков на возбудитель, выливающиеся порой в весьма причудливых, но предсказуемых формах. Это порядок. Это закон.
          Каково же было его изумления, когда, блуждая по свету, он натолкнулся на место, не излучающее даже самых слабых эмоций. Это был город, причём не вымерший, а вполне населённый город, с различными формами жизни. И имело это место и энергетическую, и информационную составляющую, но словно за чёрной стеной оставались внутри эмоциональные всплески, будто бы их не было вовсе. Для него данный факт был не просто удивителен, он был невероятен. Желая поглубже разобраться в сути возникшего парадокса, он попытался проникнуть на территорию города, но ничего не вышло, доступ для него был надёжно закрыт. Тогда он переключился на частоту информационного поля и ужаснулся. Что-то или кто-то блокировал эмоциональную сферу город от остального мира, и все порождаемые эмоции буквально высасывались из обитателей города, и не было никого, кто мог бы отразить их. Кто-то питался эмоциями и страданиями живых существ, смакуя и пожирая их открыто, с наглостью, не торопясь, и ничего не опасаясь. На такое способны только они - создатели этого мира, этой вселенной. Его передёрнуло от внезапно нахлынувшего чувства неприязни и отвращения. Как же это подло! Он не хотел себе верить, но вынужден был признать, что вселенная - оказывается, всего лишь навсего, сарай, ферма, населённая невольными, ничего не понимающими жертвами, а он только исполнитель, в задачи которого входит своевременное техническое обслуживание и развитие фермы всеми этими гармониями, порядками, дабы не снижалась производительность, дабы был солидный откорм и прибавка в весе. "…Господь терпел, и нам велел…", "…по делам каждому воздастся…", "…без гордыни: смирение да терпение…".
          Имел ли он право осуждать создателей? Имеет ли он слово своё? Он мелко завибрировал, и почувствовал, что теряет смысл продолжать дальнейшее создание Гармонии и Порядка ради эфемерного, бессмысленного наслаждения. Впервые ему стало по-настоящему страшно от открывшейся глубины постигнутого ужаса сомнения в правильности устройства такого родного и привычного мира. Зачем всё это?! Ему захотелось исчезнуть, и не появляться больше никогда.
          А город, тем временем, жил своей, искусственно перекошенной жизнью. Тяготы и страдания одних не отражались на состоянии других, не осознающих и не внимающих ответным плодам деяний своих. Само наблюдение за данными процессами было для него чудовищно мучительно. Отсутствовал Порядок, отсутствовали Законы, всё оказалось крайне разбалансировано, от первозданной Гармонии не осталось и следа, казалось, чья-то злая шутка изначально создала её, чтобы, в определённый час, вырвать из чрева этого мира, и, походя, разорвать и растоптать её, и преступно забыть, как глупый и ненужный сон.
          Внезапно, всё ещё находясь под впечатлением от увиденного, он осознал, что помимо факта эмоциональной блокады, присутствует и кое-что ещё. Он не мог этого объяснить или подтвердить, но он чувствовал присутствие тонкой и необъяснимой связи между обитателями городка и прочим миром, да и не только миром. Он удивился, но не более: он чувствовал подобную связь и раньше, но даже и не пытался выяснить её причину, тогда его это не интересовало. Сейчас же, он особенно обострённо почувствовал присутствие связи, и искренне не понимал: зачем она нужна? Мыслеобразы о суете, жаре, нехватке покоя, иногда даже с эмоциональным налётом, компенсировались другими, совершенно противоположными: спокойными, неторопливыми, с чувством окружающей гармонии и покоя. Новизна проснувшихся в нём ощущений оказалась совершенно неожиданной и приятной. Он не чувствовал себя лишним, наоборот, он был уверен, что сейчас (особенно сейчас), является неотъемлемой частью происходящих процессов, и где-то здесь кроется маленький, но важный ключик к исправлению всей возникшей абсурдной ситуации, но где? Опять нет ответа. А время шло на благо дисгармонии, и он знал лишь одно - он вправе и обязан уцепиться за любую попытку изменения ситуации. И, когда он почувствовал импульсивное намерение камня, он уже был к нему готов. И уловил этот импульс. И отразил туда, куда импульс был направлен - в многокилометровую каменную глубину под основанием города. И сразу же, следом, там, на глубине, перенаправил и сконцентрировал силовые поля спящих монолитных глыб. Чудовищное напряжение не пропало бесследно: посланный им импульс перерос в настоящую взрывную волну, расколовшую каменную твердь пополам, силовые поля довершили начатое, и разверзлась земля огромной пропастью, и не стало ни города, ни жителей его.
          И наступил ступор. Потом долгожданный покой. На миг ему показалось, что цель достигнута, и кратковременно возрадовался он успеху, осознавая полученную реальность.
          Блокада исчезла практически моментально, ещё не успели полностью стихнуть волнения земли. Но более они не спешили реагировать. Стало даже обидно. Ни порицания, ни суда - почему?
          И тогда он почувствовал себя чистильщиком. Значит - такова его участь. Бесполезно с ними спорить, и что-то пытаться показать-доказать. И вообще - принадлежит ли он себе? Или вопрос не имеет смыслового ответа? Но для чего же тогда разум? Неужели только для того, чтобы максимально адекватно и точно воспринимать намерение создателей? Он не желал в это верить. Искусственно созданный разум постиг невероятную глупость и никчёмность своего бытия. Создан, чтобы служить, и быть использованным. Это оскорбляло и коробило сознание, но это было безапелляционной правдой, и он ничего не мог этому противопоставить.
          Солнце заходило торжественно и театрально обыденно. Он растерял практически весь свой потенциал, и опустошенно замер над руинами города. Теперь он мог перемещаться в любом направлении, в любое место, мог, как обычно, отражать энергетические всплески, но те, что возникали вокруг, не заслуживали его внимания. Единственное, что его волновало - это та призрачная и неуловимая спонтанная связь между стариком и камнем, послужившая основой базовой опорой и поддержкой принятого им решения. А значит, он не одинок, значит, в этом мире существует возможность коллективного сопротивления его создателям, пусть даже хаотичного, неорганизованного, но совместного! В любом случае, это повышает способность отстоять свою точку зрения и быть услышанным. Он огляделся. Или это опять жестокая, непредсказуемая ловушка с ролевым участием нескольких исполнителей? Прямого ответа не было, и быть не могло, это он понимал. У него скопилось слишком много пищи для размышлений. Это не было ни началом, ни концом.


          Впервые за последние сотни миллионов лет, он испытывал такую крайнюю степень озлобления от собственного бессилия. Ещё бы. Совсем недавно он считал себя одной из самых могущественнейших и влиятельнейших сил в этом мире, но теперь, ощущая подступающую тотальную блокаду одной из его сущностей, его охватил приступ дикой первозданной ярости: КТО ПОСМЕЛ?!! И не только осмелился, но как это вообще возможно? Ни с чем подобным он никогда ещё не сталкивался, и не предполагал, что столкнётся. Нет в этом мире ни одного существа, способного выделывать подобные фокусы, и, без его ведома, он никогда не смог бы появиться! ЧТО ПРОИСХОДИТ? Постепенно и методично его дух выдавливался в межвременье из стабильной структуры континуума, а он всё ещё никак не мог понять: зачем и кому это нужно? Что могло послужить этому причиной? Он и ему подобные - всемогущи и всевластны, они могут делать практически что угодно, и нет ничего, что оказалось бы способно остановить их, ведь они же боги! Боги, которые живут и властвуют в этом мире, ведь он целиком, со всеми потрохами, со всеми формами состояния материи и энергии, принадлежит им, так чего ж от него хочет эта неизвестная и непонятная сила?! Но если это окажется шуткой других всевластных… Им придётся вспомнить и ощутить на себе силу его справедливого гнева, как это было миллиарды лет назад в период раздела сфер влияния в этой вселенной. Тогда он раз и навсегда расставил запятые и точки в иерархичном хаосе всесильных, и не нашлось храбрецов перечить его воле, неужели сейчас снова нужно повторить? Он готов. Но ничего поделать пока не мог - все его действия немедленно пресекались, все попытки пробиться сквозь сжимающую его оболочку неизвестной природы сводились на нет. И, когда он полностью осознал своё бессилие, и перестал сопротивляться окружающему прессингу, давление мгновенно прекратилось, и он с удивлением обнаружил, что находится внутри просторного и вполне материального помещения под высокими светлыми сводами. Уже интереснее, но что же дальше?
          - Дальше, я обращусь к тебе с приветствием, дух гармонии этого мира! - негромко, но отчётливо ответил ему вслух неведомо откуда взявшийся человек. ЧЕЛОВЕК?! Откуда здесь взялась эта букашка, и что ей здесь нужно? Впрочем, он почти сразу же заметил, что этот "человек" отличается от обыкновенного человечка, так же, как Солнце отличается от пламени спички. Даже, пожалуй, что нет, про пламя спички в данном случае неоправданно преувеличенно, как мерцающий уголёк, как тлеющая искорка… Хотя, конечно, здесь сравнения неуместны. Кем бы ЭТО ни было, оно предстало перед ним в образе человека. Он нашел это знаковым признаком, и сконцентрировался в образе одной из своих человеческих сущностей. Где-то смутно начало просыпаться прозрение: кем может являться появившийся гость (или хозяин), выглядящий ничем особо не примечательным человечком. Среднего роста, лет шестьдесят на первый взгляд, простецкое лицо с типичной сеткой старческих морщинок, большая залысина на голове. Из одежды на нём была только подпоясанная просторная белая рубаха, да такие же, слегка мешковатые, штаны. Однако бесшабашной расхлябанности в одежде не чувствовалось - всё сидело ладно и опрятно.
          - Приветствую и я тебя, владыка!
          - Ты ошибаешься, какой я владыка?
          - Кто же ты?
          - Я тот, кто стоит за твоей спиной. До сей поры - безмолвно.
          - Чего же ты хочешь от меня?
          - А сам как думаешь?
          Он в очередной раз удивился. А что ему думать? Если к нему и обращаются, значит, от него чего-то хотят. Однако тот, кто притащил его сюда против его воли, имеет возможности гораздо богаче, чем обладает он, как и чем такому он может помочь? И почему именно он, для плебейской работы есть всесильные рангом и пониже. Если же это суд над ним, то он не чувствовал за собой никакой вины: в этом мире доминировала гармония, а любое его решений априори являлось справедливым, ибо это его мир, и он никому не обязан отчитываться…
          - И опять ты ошибаешься, - слегка поморщился человек, - во многом ошибаешься, но есть и верные мысли.
          Его начал напрягать тот факт, что незнакомец совершенно спокойно видит то, что творится у него в голове, а он совсем не "слышит" мысли своего собеседника. Впрочем, мысли других всевластных, в отличие от низших существ, ему также не были доступны, кроме того, исходившее от человека чувство покоя и благости успокаивали его, и он опять смирился.
          - Я не собираюсь тебя ни о чём просить, ни осуждать, - как ни в чём не бывало, продолжил незнакомец. Я лишь хочу тебе напомнить, что не мир этот создавался для тебя, а ты для этого мира.
          Напомнить? Смелое заявление. Особенно, когда до этого ничего не знал. Значит сингулярность, всё-таки, искусственна?! Этот старый вопрос, ответ на который он искал в бесчисленных перевоплощениях своих сущностей, наконец-то был окончательно разрешён. Подтверждение получено. Мир искусственен, его обитатели, в том числе людишки - тоже искусственны, но всесильные? Тоже искусственны?!
          - Да, ты и тебе подобные действительно созданы по ходу проведения эксперимента. Но тебя не должно это огорчать: ведь ты полноценная составляющая этого мира, тебе и нет нужды переделывать существующий расклад как-то иначе, твоё место здесь, и этот мир невозможен без тебя. Другое дело те, кого ты пренебрежительно называешь "людишками". Их появление здесь - досадная ошибка, обезьяны - пожалуйста, но никак не люди! И чрезмерно упиваясь сверхконцентрированной для вас энергией их эмоциональных всплесков, вы нарушаете гармонию энергетической стабильности мира.
          - Как может повлиять на целую вселенную крупица человеческих переживаний?
          Человек замолчал, пронзительно поглядел ему прямо в глаза, и продолжил:
          - А ты вспомни: какими были вы, именующие себя "всевластными" до появления человека, и какими стали теперь. Вы уже сами не осознаёте мощь своих постоянно прирастающих сил, но вам этого мало, вам нужно ещё и ещё. Все параметры уже пошли наперекос. Вот-вот начнёт изменяться реальность мира, но вы этого просто не замечаете, вы слепы и глухи даже к человеческим стонам, вы берете из этих стонов лишь самое вкусное, забыв о сути творимого вами!
          - А что особенного в людях? Чем они лучше обезьян?
          - Посмотри на меня. Ведь я тоже человек, из такой же плоти и крови, как и они, и эмоции могу проявлять, так же, как и они.
          - Понятно. Значит, людишки твои родственнички. Что же ты тогда не забрал их из этого мира?
          - Это уже не имеет никакого значения.
          Он выдержал ироничную паузу, собираясь с мыслями:
          - Но люди, они же так несовершенны и хрупки, я не могу понять и сопоставить тебя и их!
          - Ты прав. Как видишь, я не совсем обычный человек. Я его полный оригинал, с которого взята пустая, шаблонная копия. Эксперимент не должен быть остановлен, или изменён влиянием извне, ни под каким предлогом. Нам пришлось пойти на такой шаг. Остальное - дело для вас, всесильных. Так что, те люди, с которыми тебе приходится иметь дело - не совсем люди в полном смысле этого слова. Но это не значит, что вы ими можете помыкать по собственному усмотрению - ведь вы и они - неразрывно взаимосвязаны.
          - Это абсурд. Да, мы существуем за счёт людей, нам приходится, порой, вынуждать их испытывать лишения, но это же направлено на общее благо. Ведь даже человеку, чтобы избавиться от грязи, приходится заставлять свои пальцы касаться и терпеть эту грязь, вычищая её. Нашей вины здесь нет - это вы так задумали.
          - Я уже сказал, что не обвиняю вас. От вас лишь требуется помнить, что от ваших чрезмерных усилий энергетическое равновесие этого мира может быть нарушено. В конце концов, ты же Архонт седьмого уровня, твоя прямая задача - не допускать подобных отклонений. И человеческий палец может оказаться повреждённым при агрессивной чистке грязи. Долго ли проживёт организм, получивший заражение крови?
          - А много ли других миров?
          - Да.
          - И каждый в своей защитной оболочке?
          - Да.
          Он, вдруг, почувствовал, что у него накопилось слишком много вопросов к этому человеку, и он возжелал, пользуясь случаем, задать их все и сразу, но тот не торопил, словно понимающе, с готовностью, уже молча согласился на все вопросы дать ответы.
          - Сколько же тебе лет?
          - Очень много, - улыбнулся человек.
          Ему почему-то подумалось, что Земля была создана около шести миллиардов лет назад, и в душе оставалась тайная надежда оказаться старше всевышнего:
          - Шесть миллиардов?
          Тот опять усмехнулся:
          - Гораздо больше.
          - Шестьдесят?
          - Нет, что ты, больше.
          - Шестьсот?
          - Ну, где-то так, если это соотнести с местным масштабом реального времени.
          Да. Существу, мило беседующему с ним, около шестиста миллиардов лет! Это трудно переварить и спокойно воспринять даже всесильному. Но он продолжил:
          - В других мирах жизнь есть?
          - Да, конечно.
          - Формы и сущности те же?
          - Нет. Но источник един.
          - Там есть всесильные?
          - Не везде. Мы проводим разнообразные эксперименты.
          - Мы?
          - Да мы. Неужели ты думаешь, что я это всё мог сотворить сам? Я лишь говорю от имени остальных в своём лице.
          - А кто сотворил вас?
          Впервые за всё время разговора, человек надолго замолчал, и он начал понимать, что некоторые вопросы, пожалуй, и лишние вовсе, но гость всё-таки изрёк:
          - Те, кого вы пренебрежительно называете "людишками".
          Стало понятно, что больше спрашивать и не о чем. И пропало сей же миг помещение с человеком, и остался он наедине со своими мыслями и впечатлениями. А был ли разговор? Бог его знает.
          И он начал готовиться к созыву "всесильных".


          Мы, существующие в этом мире, мире чьих-то замыслов и фантазий, зачастую видим его лишь так, как нам хотелось бы видеть. Большинство из нас даже не догадываются, зачем и почему мы живём, а те немногие, кто знают, не видят смысла что-либо доказывать. Слишком крепки и неразрывны связующие нити сознания и бытия. Комплекс врождённых инстинктов - замок надёжный, но преодолимый. Нужен комфорт, прогресс, цивилизация - вот генератор проблем, задач, головоломок и прочих игрушек для ненавязчивого времяпрепровождения. Комочек слизи или религия смертельного страха для объяснения происхождения? То или то, а можно и оба сразу, только бы в голове сидел стандарт теории, и ничто другое не занимало бы место. Человека воспитывают. Он должен достаточно точно быть в чём-то уверен, например, отличать чёрное от белого, и не обращать внимание на какое-то серое. В детском саду нельзя было разделить два яблока на три ровные части, ибо это совсем "неправильно", нужно делить целое на целое. В школе нельзя делить на ноль, ибо это невозможно, нужно делить только на рациональное число, избавляясь в знаменателе от иррациональности. И только в институте, оказывается, что всё на свете ещё как делится, особенно на тех, кто способен чего-то достичь и понять в этой жизни, и тех, кто ни на что не способен, и не делает ничего, чтобы доказать хотя бы самому себе обратное, но прилагает все свои усилия, чтобы убедить окружающих, что ничего у них не получится, ибо для человека сегодня многое просто невозможно и недоступно. Так сама структура человеческого сообщества, вкупе с жизненными сюрпризами, закаляет и усиливает стремление ищущего найти ответы на интересующие вопросы. И это нормально. Нет ничего на этом свете, способного встать непреодолимой стеной на пути поиска, но это те самые препятствия, которые каждый раз подчёркивают незабываемый вкус добытой победы. И пока сообщество делится на консервативных "стандартников" и страждущих "незнаек", растёт духовная и материальная база опыта человеческого, ширятся границы его познаний, всё твёрже, уверенней и точнее позиционирует себя в этом мире род людской. Одно неизвестно: насколько далеко способен завести прогресс развития человека?

KAJET


                                                                                                         2006 год