Фрагмент первый. Описание
Я - офицер армии Кватума. Иногда я ощущаю, что так было всегда. Эта земля, вода, песок, небо, звёзды и даже камыш - весь этот мир был незыблем, непоколебим, страшно инертен и равнодушен. Это поражало всякое воображение, подавляло всё живое своей мощью, словно шутя, помещало себя в центр некой сверхархаичной системы идолопоклонничества и заставляло трепетать перед этим нечто, что было вне пределов сознания, а разум лишь спонтанно улавливал тысячекратно более слабые отголоски этого трепета, и безуспешно пытался быть дешифратором. Да, мы всегда были здесь, и каждый из нас, каждый солдат безгранично любил и ненавидел эту землю. Можно сказать, что это была наша Родина, и любой из нас был готов защищать её своей кровью, даже если бы не было ПРИКАЗА стоять до конца. Но смерть охотилась за любой головой постоянно, порождая ощущение реальности. Одно дело ходить по этой земле, что-то делать, видеть разные краски; другое - составлять с этой землёй единое неподвижное целое. Быть, словно привязанный невидимой цепью к клочку земли, когда беспрерывно чувствуешь за плечами свою смерть, значительно утомительней, чем сама война. Мы стояли. Я и мои солдаты.
Однажды, когда мягкое солнце только-только начало свой очередной бег к западу от зенитной точки, а жизнь очень постепенно, медленно освобождалась от оцепенения полуденного зноя, вдруг, из ложбинки появился конвой. Первый солдат совершенно спокойно шел с винтовкой наперевес, опустив взгляд на ноги подконвойного; на лице - окаменевшая маска равнодушия и безмятежности. Второй, закинув оружие за правое плечо, на ходу, пристально смотрел на меня, с интересом ожидая дальнейшего развития событий.
Этот человек выглядел уставшим. ЗНАЧИТЕЛЬНО уставшим. Он был бос, весь заросший и небритый, а белая нательная одежда сидела на нём ладно, хотя и была изрядно помята, грязна и порвана. Но не увиденное насторожило меня, а его взор. Так мог смотреть и спокойно выдерживать мой взгляд только очень гордый человек, знающий себе цену, сознающий свою силу, чувствующий своё АБСОЛЮТНОЕ ПРЕВОСХОДСТВО над всеми, в каком бы положении он ни оказался. Я ощутил как где-то во мне, в задумчивой нерешительности начало просыпаться дремлющее глубоким летаргическим сном сладкое предчувствие. Не дав ему окончательно проснуться и естественным путём эволюционировать в надежду, я коротко сказал:
- Меч!
Почти одновременно передо мной возник мой меч, а из солдат образовался широкий круг, в центре которого оказались я и мой пленник. Я взял свой меч, и со скрытым удовлетворением обнажил узкую сверкающую полоску острейшей прохладной стали. Невозможно описать приятное ощущение вновь взятой тяжести меча в руке, словно живая плоть и орудие смерти - это единое сросшееся целое, и одно является продолжением другого.
Моё предчувствие меня не обмануло. К его чести, он сразу всё понял и принял меч из рук солдата. И не было никаких договорённостей, никаких условий, не было ни войны, ни солдат, ни земли, ни вселенной, а был мой ВЫЗОВ, брошенный ему, и он этот ВЫЗОВ с достоинством принял.
Признаков особой физической силы я не видел, оставалось надеяться, что мой противник обладает достаточным умением и опытом, чтобы противостоять мне. Я даже смутно позволял себе надеяться, что по данным параметрам он превосходит меня. Тогда было бы очень даже интересно. Ну что ж, считая себя хозяином положения, я начал поединок. Медленно, неторопясь, я нанес несколько пробных, осторожных ударов. Он также медленно, с достоинством отбил их. Никакой ярости, никакой злости, обиды. "АБСОЛЮТНОЕ СПОКОЙСТВИЕ", - мысли вяло констатировали данный факт, и разом нанес два страшных косых удара. Скорость движения лезвия меча не позволяла визуально контролировать смертоносную сталь, но, тем не менее, моя внезапная атака была парирована, хотя по такой защите я понял, что физически сильнее воина. Гораздо сильнее. Его спасла лишь отменнейшая реакция, пусть даже без использования грамотно отработанной блокировки. Пока что для меня это не имело существенного значения. Пусть будет так.
И всё-таки один из выпадов принёс успех. Чуть ниже груди, на рубахе, вдруг появился широкий разрез, из которого вниз побежали несколько змеистых струек свежей, тёплой человеческой крови. "Это ничего, - моментально отметил я, - другие тут же загнулись бы!". Не давая ему опомниться, я произвёл внезапную серию скользяще-режущих ударов. Было видно, что я немного переоценил этого человека: ему явно недоставало скорости и сноровки; почти на каждый взмах моей руки, я получал запоздалый ответ в виде вспыхивающих тёмно-красных цветов на белом фоне. Значит, он не так опытен, как мне хотелось бы. Досада тёмной горечью пронзила моё сознание и ушла. Может быть, он только примеряется ко мне? Возможно, его сковывает то, что он пленник? Где же контратака? Хочешь поиграть? Очень хорошо! Поиграем! Меч плясал из руки в руку, я, словно оттачивая своё мастерство, проводил короткие изощрённые атаки, давал отдых ему и себе, всё же надеясь вызвать у этого воина ЯРОСТЬ. Я специально создавал продолжительные заминки, во время которых я "выглядел" уставшим, "терял" осторожность, и единожды даже подставил правый бок под прямой удар! Он уже покрылся сплошной сеткой ран, порезов. Но он стоял. Стоял крепко, сжав двумя руками, побелевшими пальцами меч, лицо было спокойно, он ничего не видел, кроме меня и моего меча. Где же контратака?!! Я понял, что ко мне пришло отчаянье. Что ж, пожалуй, я готов поверить в заклятие. Боги! Почему вы разочаровываете меня?! Если я играю в этом спектакле, зачем такая скучная роль? Где он, противник, хотя бы равный мне? Уж точно, не эта ошибка природы, даже меч не может толком держать. Всё! Пора кончать. Как обычно, я разразился целым комплексом атак, стремясь поразить жизненно важные органы. Я видел, как мой меч входит в его брюшную полость, и как затем резко выдернул его оттуда. По всем законам, мой противник должен был упасть на землю, слишком страшна была развороченная рана. Но он СТОЯЛ!!! Стоял, словно ему было наплевать на все свои раны, лишь исподлобья смотрел на меня прямым, сфокусированным взглядом. Это не был взгляд обречённого человека. Я почувствовал, что кисти моих рук и колени трясутся уже не только от перенапряжения.
А солдаты, казалось, ничего не замечали. Их восторженные крики перешли в не менее победный гул. Зато они ясно видели, что у моего противника нет ни единого шанса. Они верили в меня. Они ВСЕГДА верили в меня! От этой мысли я ощутил прилив новых сил. Что ж, здесь они правы. И я в очередной раз оправдаю их надежды!
Теперь он уже ничего из себя не представлял: ни противника, ни воина, ни человека. Передо мной стояло просто упрямое животное. Я втыкал в него меч, как в мешок с соломой. Когда он превратился в большой кусок сырого мяса, я поочерёдно выколол оба его глаза, с разворота, наотмашь, ударил со всей силой по губам, безвозвратно кроша скрытые зубы, а также и саму плоть (затупить меч я не боялся), и в заключении вогнал мокрый меч по самую рукоятку в упругую грудную клетку, намереваясь раз и навсегда остановить столь необычайно мощный и неустрашимый мотор. Некоторое время я не спешил извлекать своё грозное оружие, а зачарованно смотрел на своего бывшего противника. Что, и теперь устоишь?! Не-ет! Это уже, скорее, труп, жизнь из которого прямо сейчас выходит вон, а продолжает он стоять лишь по инерции, благодаря неуёмной жажде безвозвратно потерянной жизни. Мои уши уловили какой-то ритм. Это солдаты по слогам, во всю мощь своих молодых здоровых глоток, скандировали на всю округу ставший традиционный гимн единственному победителю. Всё! Поединок закончен! Я ухватился покрепче за скользкую от пота рукоять меча, и резким движением ноги скинул с него труп. На туловище остался нечёткий след подошвы моего сапога, затем он медленно, словно подрубленное вековое дерево, повалился спиной в вонючую лужу, только брызги взбаламученной жижи, смешанные с грязным песком, полетели в разные стороны. Воздух выходил из него, как из пробитой камеры, он начал немедленно тонуть. Вот скрылись под водой изуродованные губы, пустые глазницы, наполовину отрезанный нос. Вот мутная вода полностью сомкнулась над ним, под ней уже едва просматривался облик трупа, одна порезанная рубаха никак не желала так быстро погружаться.
Также как и сам бой, победа не принесла мне никакого удовлетворения. Убить человека, который не умеет пользоваться оружием всё равно, что убить ребёнка. Боги! Как мне надоело уничтожать беззащитных людей!!! Я вдруг осознал всю бессмысленность своих поединков. И испытывал к поверженному врагу уже не иронию, а, скорее, жалость. Зачем я забрал его жизнь? Ведь был когда-то человек, который знал себе цену, наверняка способный, что-то умел делать, творить. Возьми, обучи его искусству поединка, научи чувствовать оружие, и он станет отличным воином, может быть, даже способным противостоять тебе. А сейчас от него остался просто труп, валяющийся в луже.
Я поднял свой меч, чтобы вытереть следы крови... Но что ЭТО?!!! Поверхность лужи неожиданно покрылась мелкой рябью, амплитуда последней резко возрастала, а затем медленно, очень медленно вода расступилась, постепенно обнажая поднимающиеся остатки носа, глазницы, забитые чёрной грязью, которой также был полон и рот. С парализующе-медленной скоростью он начал вставать. Я стоял, и не верил своим глазам. Ничего подобного я никогда в жизни ни то что не видел, но и не слышал. На смену великому удивлению в моё сердце пришел первобытный, животный ужас. Нет, я не потерял способность мыслить, но я ощутил такую волну благоговейного страха, что на несколько бесконечных мгновений оцепенел и совершенно растерялся. Я НЕ ЗНАЛ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ! И вдруг, я услышал тишину, а затем - громкий стук своего сердца. Он опять стоял напротив меня, его качало, руки болтались безвольными плетьми. Вода стекала с него широкими потоками, а безжизненные глазницы, из которых по лицу ползли куски грязи, вперемешку со свежими сгустками крови, казалось, смотрели прямо мне в душу. Внезапно нижняя челюсть отвисла, и через неё, прямо на грудь, хлынул поток всё той же болотной жижи, неся с собой песок, раздробленные зубы, куски оторванных губ. А когда он иссяк, оттуда лишь свешивался чёрный, рассечённый надвое язык.
Я не помню, сколько времени я так простоял. Еще не осознавая, что я собираюсь сделать, почувствовал, как каждая мышца моего тела резко напряглась, обе руки с силой сжали рукоять, меч опустился к земле. Кажется, я закричал, короткий взмах, сталь тускло сверкнула под заходящим солнцем, и снова меч опущен к земле. Глаза мои не зафиксировали движение рук, но я отчётливо увидел как голова его отделилась от туловища, поднялась вверх, и пролетев почти с десяток ярдов, упала на песок возле тёмной, густой стены камыша, в которой так часто любит прятать своё тело жёлтая полосатая кошка. Невозможно описать всю ту гамму чувств, которые бушевали во мне. Я продолжал испытывать смятение, страх от случившегося, словно подвергся неведомой пытке, но из глубин души уже поднималась долгожданная радость, что всё так удачно и просто разрешилось. Я слышал крики солдат, видел их возбуждённые, взволнованные лица, и меня распирала гордость. Да, их генерал одержал блистательную победу не только над неожиданно "бессмертным" врагом, но и над страхом перед необъяснимым, тяжёлым маршем прошедшим по сердцу, наверное, каждого. Наконец, я чувствовал глубочайшее уважение к своему поверженному противнику, переходящее в мистический, одиозный восторг. Теперь я понимал, какого достойного противника послала мне судьба, ведь почувствовал это сразу. Такой сильный воин мог бы возглавить целую армию, перед ним не существовало бы никаких препятствий, это буквально всемогущий человек. Он был во многом схож со мной, я бы даже мог назвать его своим побратимом. Он был РАВЕН мне! Вдвоём с ним мы могли бы завоевать всю эту землю, и не было бы противника, способного противостоять нам!
И всё-таки, параллельно я ощущал самодовольную гордость. Да, это был воин, сила духа которого была равна моей, но я одержал над ним тотальную победу! Нет!!! Слишком мала эта земля, чтобы по ней ходили два равных воина! Только сильнейший имеет на это право, более слабый должен быть уничтожен. Другого не дано, и быть не может!
...Мы похоронили его тело на берегу тихой реки, бесконечные тёмные массы вод которой неторопливо перемещались за горизонтные дали, а вдоль подсохшего русла легкий ветер лениво шелестел острыми листьями камыша. Лишь случайный крик пролетающей птицы нарушал эту божественную тишину, да грозный рык охотящегося тигра разносился изредка над гладью воды. Когда-нибудь и я обрету это спокойствие.
Солдаты, отдавая последнюю почесть храброму воину, вскинули винтовки, трижды произвели прощальный залп. Я никак не мог оставить тело на растерзание зверям, поэтому приказал вырыть достаточно глубокую могилу, и теперь все стояли и смотрели, как быстро мелькают сапёрские лопатки. Можно было бы, конечно, сжечь труп, благо сухого камыша предостаточно, но я хотел, чтобы он достался земле весь, какой есть, не тронутый очистительным пламенем костра. Голову же, я оставил себе, чтобы глядя на неё, принимать в трудную минуту правильные решения, вспоминая сегодняшний бой.