Посвящается людям НКВД кровавых 37-х,
а также памяти тех, чьим именем вершился
Октябрьский переворот 17-го года в России.
Гулкий удар эхом звенел по заснеженному лесу,
Угол кувалды вмял кости в череп,
Но не брызнула кровь из зияющей раны,
Заледенелый мозг не спешил покидать свой плен.
За рубаху исподнюю, да за босые ноги,
Дружно взялись две пары рук, да закинули в сани.
Это последний. Сел, не спеша, возница за вожжи.
- Ну. Тихим шагом двинулась кляча.
Неторопливый, недолгий путь по наезженному насту.
Старым брезентом накрыта гора на санях,
От взоров Его, либо случайных иных - кто знает?
В думу свою погружен суровый водитель.
Многих он знал. Говорил. Здоровался небрежным кивком головы:
Разные были люди. Теперь же везет их в путь последний.
Привык - работа такая.
Да, разными наполнен лагерь врагами народа.
Учителя, адвокаты, врачи,
Студенты, профессора,
Бывшие батюшки есть,
Крестьяне есть и рабочие тоже,
Все их дела да заботы мирские не счесть.
Здесь же они - единая серая масса.
Лагерная пыль.
Вот они лежат - голод доконал половину.
Есть два молодых пацана - совсем ещё дети,
Расстреляны безжалостным конвоиром: "при попытке к бегству".
Надысь наотрез отказались выносить парашу.
Вступиться за них попытался музыкант безумный.
По вечерам, бывало, тоску нагонял самодельной скрипкой.
Та скрипка да пуля - последний удел музыканта.
Ровно как и других, не покорившихся злой судьбине.
Возле большого провала остановилась ученая кобыла,
Всё также неторопливо слез возница на снег.
(Куда нам спешить? Туда мы всегда успеем.)
Вот она, братская штольня.
Последний приют и могильник.
Отвязал один край, зашел на другой,
Взялся, напрягся, приподнял сани.
С сухим стуком посыпались люди вниз, словно деревяшки,
Наполняя бездонную яму ледяными своими телами.
Припасённой еловой метёлкой обмел сани,
Вычистив красные ледышки с обломками костей и снегом на дорогу.
Развернулся, поехал обратно.
Багровое солнце поднялось из-за верхушек деревьев,
Осветив неясный лёгкий туман, покрытые инеем сосны.
Снег. Утро. Декабрь.
Тишина. Мороз горячит разум.
Мрачными чувствами полный, возвращался возница обратно.
Ночью, вдруг, ему захотелось селёдки.
Поднялся, достал из бочки рыбу.
Принялся есть, запивая соль самогоном.
Приснилась она.
Молодая, стояла у угла его нар-кровати.
Чёрные волосы рассыпаны по спине,
Лунный свет серебрил обнажённую кожу ягодиц.
Без скромности, с лёгкой, высокомерной наглостью,
Смотрела на него.
В улыбке губ её таилась похоть, порок.
Она была желанна.
Отгоняя видение, повернулся на другой бок.
Подтянул тулуп. Вздохнул. Уснул.
Утром подал бумагу о переводе в женский лагерь.
В семи верстах отсюда расположенный вниз по течению.
Рукой подать. Хозяин был зол. Бумагу сжег.
Матерно ругал, грозил.
Он стоял, молчал.
Потом, вдруг, начальник смягчился.
Махнул рукой, стал шутить.
Пообещал помочь.
Две недели возил трупы к яме.
Каждому своё, так думал он.
На третью нежданно прибыл сменщик.
Долго смеялся над его бородой.
Назвался ВиктОром.
Ездили к яме. Показал что да как.
- А сколько здесь сидит? -
Новичок был любопытен.
Этого возница не знал. А если б знал - не сказал.
- Увидишь, заключённый на тебя идёт, -
Объяснял старшой, - Бери винтовку, бей!
- И невиновный?
- Зелен ты ещё. Виновны здесь все.
И вообще. Без охраны туда не ходи, -
Он кивнул на барак.
- Пойми: мы - изуверы. Для них.
А изуверам нету веры,
Здесь к людям иной подход, -
Возница тряханул ружьё.
Вечером того же дня,
Возница - бывший стукач Петров,
Отбыл в свой позорный рай.
Но сколь же долго наш отчий край,
Впрочем, как и вся страна,
В кровавом поте задыхался.
Чего во имя только?
Свободы, равенства и братства?
Социализма или Коммунизма?
Нет!
Ленин - великий человек,
И дальновидный был стратег,
Много думал, читал, писал,
О мире, дружбе и любви,
Советской власти ко всем народам,
Но между строк его читалось:
Дели и властвуй!
Вот девиз для послеследующих тиранов.
И красный нездоровый жар,
Затмил умы людей надолго.
Мифический обл разрастясь,
На утопических идеях,
Диктатурой пролетариата воззвавшись,
Вверг страну,
В абсолютную анархию Хаоса,
Садистской похоти потакая.
И много было вокруг них людей,
Простых и открытых,
Свято поверивших подобному бреду,
Будто вслепую, или во сне,
По-солдатски исполняя приказы,
Строили благосостояние Отечества (или Советов?!),
На костях своего же народа!
|
07.11.96
|